Александр Прозоров - Царская сабля

– Не горюй, молодец, – подмигнул ему Софоний. – На то и есть друзья, чтобы в том помогать, чего самому не по силам. Я в Москве сызмальства рос. Ходы правильные знаю. Будет тебе свидание с княжной. Пару дней потерпи, все устрою. Коли она здесь, в Москве, то свидитесь.

– Вот так друзьям отвечают! – громко зарычал Тимофей, неожиданно опрокидывая на зазевавшегося Илью бадью с водой. – Вот так, деревня тверская, басурманская! Помощь предлагают, а не под лавкой хихикают!

– Пиво, пиво, пиво!!! – ныряя под полати, заголосил рыжебородый Булданин. – Мед хмельной разбавишь, медведь бестолковый!

– Правда, поможешь? – тихо переспросил Зорина Басарга.

Тот лишь многозначительно улыбнулся и посоветовал:

– Ты токмо кафтанчик-то поменяй… Бо люди не поймут. Напугаешь красну девицу понапрасну, опосля точно и близко не подойдет.

Поздним вечером боярского сына Леонтьева призвал к себе в татарскую горницу хозяин дома. Князь Михайло возлежал на тахте средь подушек, завернутый в атласный халат, раскинувшийся и безмятежный, воздев к потолку густую курчавую бороду. На столике перед ним стояли кувшин, пара кубков, ваза с курагой, инжиром и влажными кусочками ананаса, сбереженного на леднике еще с осенней поры.

– Пришел? – приоткрыв глаз, поинтересовался князь. – Садись, вина себе наливай, пей. Может, хоть тебе легче станет. Устал я за минувшие дни, ох устал… Ноги не носят, руки не слушаются. Даже хмель не берет.

– Нешто так плохо все, княже?

– Ныне ужо хорошо, боярин. Ныне государь на поправку пошел. Глаза сегодня открыл, ввечеру бульона густого откушал, с царицей беседовал, молебен за здравие заказал. Бог даст, завтра на ноги встанет. А коли встанет, то семейке Старицкой токмо и останется, что лошадей закладывать да обратно в Новгород возвертаться. Одно дело трон после царя почившего ухватить, и совсем иное – бунт супротив законного государя устраивать. На бунт они не решатся. Ныне в Москве сил, Иоанну преданных, в избытке. Тысяча избранная почти вся собралась, полки стрелецкие наготове, люд городской тоже не отмолчится. Нет, не по силам Владимиру Старицкому супротив живого царя восставать. Для такого племянник слабоват… Э-э, да что же это с тобой, боярин?! Нешто тати обнесли?

Князь, щурясь всего одним веком, только теперь заметил, что Басарга стоит перед ним лишь в одном исподнем.

– Прости, княже, надеть ныне нечего, – развел руками боярский сын. – Рубаха нарядная и порты кровью залиты, кафтан царский порублен, бриганту твою, не серчай, тоже не уберег, пробита она, изрезана и замарана вся…

– Молчи, и так голова болит, – поморщился князь. – Сам помню, в каком виде тебя княжна Шуйская привезла. Краше в гроб кладут. Ладно, велю Луке опять сундуки отворить. Рухляди у меня припасено немало. Что-то для сыновей шили, что-то сам по молодости носил, да ныне в теле раздался. Бери зараз поболее, дабы голышом не шастать, коли опять порубают. И в пир, и в мир, и в добры люди. – Князь по очереди согнул три пальца и захохотал, довольный своей шуткой.

– Благодарствую, княже, – поклонился довольный такой щедростью Басарга.

– Ну, ступай, храбрец… Хотя нет, постой! – спохватился Михайло Воротынский. – Похвалить тебя хотел. За храбрость и за честность на диво… В общем, иди отдыхай. Ныне токмо через неделю, мыслю, понадобишься. Гуляй. Будешь пить – за здоровье мое корца опрокинуть не забудь! – Князь опять расхохотался и тут же поморщился: – Ох, голова… Третий кубок, а токмо хуже становится. Иди, сам Луку отыщи. А то я о твоей нужде за хлопотами могу и позабыть.

Княжеская щедрость оказалась донельзя кстати. На третий день, когда боярин Зорин позвал Басаргу с собой, тот смог одеться если и не по-царски, то уж точно по-княжески. И, разумеется, остальные знакомцы по Арской башне увязались следом.

Место, выбранное боярином Софонием для обещанного свидания, оказалось Знаменской церковью, что стояла совсем недалеко от Кремля, на пересечении Неглинной и Скобарской улочек. Боярского сына такое неожиданное место удивило, но затевать спор в храме он не стал и остановился в ожидании обедни возле одного из опорных столбов.

Церковь была деревянной и потому не имела ни сводов, ни куполов, ни витражных окон. Ее наполнял запах смолы, аромат ладана, пропитывала едкость дыма, впитавшегося в бревна после многолетнего протапливания четырех встроенных в стены печей. Копоть, что просачивалась из четырех топок, покрыла образа на стенах тонким налетом, сделав лучезарные лики святых темными и мрачными.

И вдруг… В очередной раз распахнулись двери, и в храм в сопровождении двух десятков девок и холопов вошла она – княжна Мирослава Шуйская, в горностаевой шубе, в высокой горлатной шапке и с коротким тонким посохом из вишни в руках!

Басарга чуть не вскрикнул от неожиданной радости, рванулся к девушке, но в последний миг был пойман боярином Софонием за локоть.

– Охолонись, друже, – шепнул ему на ухо Зорин. – Мы же в церкви!

Однако порыв Басарги не остался незамеченным. Княжна увидела его, улыбнулась – и тут же резко отвернула голову, уводя свиту за собой.

– Мы в храме, Леонтьев, – повторил боярин Зорин еще раз, – здесь молятся, а не целуются.

Басарга открыл было рот, чтобы возразить, – и тут же закрыл. Здесь и впрямь было не место ни для бесед, ни для споров. Тем более что сразу после прихода княжны появился и священник, размахивая кадилом и заунывно перечисляя имена святых, назначенных к поминанию.

Почти на полный час все, кто находился в Знаменской церкви, посвятили себя молитве и мыслям о Боге и всем сущем. Во всяком случае – попытались себя этому посвятить. Затем прихожане стали подходить к причастию. Княжна – как все прочие православные. Басарга опять сделал попытку прорваться вперед, чтобы оказаться перед священником рядом с девушкой, но холопы Шуйского тут же остановили его порыв, охраняя право госпожи быть на исповеди первой и единственной.

– Ты в церкви, – уже в который раз напомнил боярскому сыну Софоний Зорин, не позволяя применить силу.

Басарге оставалось лишь смотреть на свою любимую с удаления десятка шагов, не в силах перемолвиться хоть словом, прикоснуться, услышать ее голос.

Да и сама Мирослава словно не замечала присутствия молодого человека на протяжении всего обряда. И только покидая храм, оглянулась на него с широкой радостной улыбкой. Басарга дернулся следом – и опять боярин Зорин попридержал его, не позволяя приблизиться к княжне.

– Ну и что? – возмущенно зашептал юноша, поворачиваясь к нему. – Это и была обещанная тобой встреча? Это и было наше свидание?

– А ты чего думал, боярин, что она тебе на шею прыгнет и в объятиях сожмет? – так же тихо ответил Софоний. – Она же девица, она княжна! Ей чистоту свою и достоинство надлежит блюсти, никак знакомства с чужими мужчинами не выдавая. И думать не думай отношение свое к ней прилюдно показывать! Как она свою честь бережет, так и ты о ее чести забывать не должен.