Александр Прозоров - Воевода

– Оно, может, и так, – согласился боярин, – да токмо люди под имя ушкуйника Заозерского из домов своих уходили, с ним надежду на успех похода питают, про его славу слышали. Коли вече его изгонит, сего охотники многие могут не понять. Обманутыми себя сочтут, интерес к походу потеряют.

– На моем подворье для похода четыре тысячи воинов отметилось, – сказал боярин Кирилл. – Сие поболее будет, нежели у столь милого тебе ватажника! Коли его изгнать, оставшиеся примкнут к большинству.

– Однако же и «большинство» на умелость ватажника сего надеется. Они хотят в поход под воеводою умелым идти, а не под торговцем ганзейским!

– Да я в набегах ушкуйных всю молодость провел, на лавке лежачи хлебные оброки не пересчитывал! – моментально окрысился Кирилл Андреянович. – Не тебе меня торгом попрекать!

– Бояре! – укоризненно покачал головой архиепископ. – И тебя, сын мой Александр, прошу… Не нужно сотоварищей своих задирать. О деле мысли свои сказывайте, о деле! Коли задумка какая имеется, подскажи. Может, по ней и решим.

– Полагаю, не стоит с вече спешить. Подождать ден пять-шесть надобно да людей опытных к нему послать. Пусть поговорят, вразумят гостя нашего. Склонят к поступку правильному. А уж коли не получится, то тогда и гнать.

– Говаривали уже, и не раз! – недовольно произнес боярин Кирилл. – Он сказывает, что он князь, а потому я под его рукою ходить должен. А иначе невмочно. Сам же без роду и племени! И на обычаи новгородские мы ссылались, и на слово пастырское, и на знатность мою, все без толку…

– Прогнать никогда не поздно, сын мой. Раз боярин Александр Фоминич предлагает поговорить, возможно, он и найдет нужные и правильные слова? – улыбнулся отец Симеон.

– Я попытаюсь, – склонил голову боярин.

Александр направился к князю Заозерскому, но на постоялом дворе Егора не застал – тот вместе с супругой, Михайлом Острожцем и несколькими ватажниками осматривал Амосовское подворье.

Братья Амосовы [15], известные на всю Русь корабелы, перебрались из Новгорода в Холмогоры еще полтора века назад и обосновались там накрепко. У двинских портов, известное дело, нет извечных новгородских запретов, поставленных самой природой: опасных порогов на Волхове да мелководного Финского залива. А потому в Белом море и заказов поболее, и сами заказы куда крупнее. Можно ладьи с осадкой хоть в три косых сажени делать – никто и слова не скажет. Двина и такие примет, и в море на просторы океанские выпустит. Посему поколение за поколением Амосовых в Новгороде становилось все меньше, а в Холмогорах – все больше. Вот и подворье им более не понадобилось – большое подворье, богатое, не всякому князю такое по деньгам. Сам дворец в три жилья [16], да с подклетями обширными, просторный двор постоялый для гостей: хочешь – так принимай, а хочешь – за плату купцов заезжих сели, амбары обширные для товаров и припасов, да еще срубы теплые для работного люда наособицу стоят, по две печи в каждом. В хороший сезон Амосовы ой как много работников нанимали! По подворью и кухня: большая, рубленная в стороне от прочих домов. Оно и понятно: печи, плиты, очаги. Недолго и до пожара. Опять же, в летнюю жару натопленная кухня во дворце ни к чему. Баня тоже стояла наособицу, возле протоки. И мостки были настелены – аккурат к излучине с омутком.

Подворье амосовское без труда до тысячи человек принять и расселить могло. А коли нужда заставит – то и втрое больше, хотя уже с теснотой. Ныне же, почитай, пустовало – хозяевам и одного дома хватало с избытком.

Елена осматривала хозяйство долго и придирчиво, ворча из-за каждой мелочи: скрипучей доски, подгнившего венца, ушедших в землю опорных камней, заменяющих для легких построек фундаменты. Но по тому, как загорелись ее глаза, Егор сразу понял, что жена в восторге. Подворье придется покупать.

Когда они вернулись на постоялый двор, Егор сразу заметил боярина Александра, не торопясь вкушающего ушицу из щечек судака, запивая ее горьким черным пивом. Поцеловав жену, он подошел к поднявшемуся навстречу гостю, крепко обнял:

– Здрав будь, боярин!

– И тебе, княже, здоровья!

С купцом Острожцем они просто раскланялись.

Елена чуть не застонала, глядя, как мужчины рассаживаются за столом, пнула локтем замешкавшуюся девку и стала подниматься по лестнице. Хочешь не хочешь, и будь твой муж даже трижды дураком – однако женщине в мужицкие разговоры вмешиваться нельзя. Супротив обычая не попрешь.

– Как прошел совет? – поинтересовался Егор, заказав себе сбитня.

– Тебя изгоняют, – виновато развел руками боярин. – Все, чего я смог, так это вече на одну седьмицу оттянуть. У отца Симеона и боярина Кирилла крикуны хорошие, любую толпу переорут. Да еще и купеческие вопильщики помогут. Тут я бессилен. Семь дней. Успеешь?

– Михайло? – вопросительно покосился на купца князь Заозерский.

– Кочи и ушкуи подошли. В низовье Волхова, у Ладоги стоят. Поморов и двинцев, кстати, преизрядно с нашими отправилось. Аж пятнадцать сотен. Все хотят быстро разбогатеть. Сиречь вдобавок к нашим еще восемь кочей и семь ушкуев, причем пять – морские, большие и с трюмами. В Борго, как ты и велел, охотники уже отправлены. Пятикратная доля каждому обещана. Из Новгорода пять сотен тоже уже ушли. Тихонечко, как ты и просил. Две сотни из старых, а остальные из самых первых вписавшихся, у которых азарта поболее и кои в тебя сразу поверили. Снаряжение и припасы на лодках спускаю. Они небольшие, тоже внимания не привлекают. Кочи подошли позднее, чем я думал. Так что еще дня три, как ни крути, понадобится. Но четыре лучше.

– Что же… Как будут готовы, пусть отправляются, – кивнул Егор. – Я с остальными налегке помчусь, так что запаса в три дня аккурат хватит. А вече… Пусть будет вече! Посмотрим, каков на крепость народ новгородский. Позволит он себя горстке обманщиков перекричать али меня в князья выкликнет.

– Народу ты, княже, вроде как и по нраву. Да токмо, окромя слухов, никто о тебе покамест ничего не знает, – сказал боярин Александр Фоминич. – Посему, полагаю, всерьез за тебя биться никто не станет, сторонников твоих перекричат. Но все равно – удачи.

– Супруге поклон, – Егор допил горячий сбитень и встал из-за стола. – И лета для твоих полей хорошего.

Когда он поднялся к себе, то в первый миг даже и не понял, кто тут находится: у слюдяного окошка сладко потягивалась стройная, чуть загорелая девица в полупрозрачных шароварах из тончайшего белого шелка и такой же прозрачной, пухло-газовой голубой блузочке. Бедра ее вместо пояса обхватывала золотая цепочка с крохотными бубенцами, золотистые волосы были спрятаны под вуаль и заколоты черепаховым гребнем с драгоценной отделкой.

– Лена?! – судорожно сглотнул от такого зрелища князь.