Александр Прозоров - Воевода

Царевич Яндыз все равно фактически уже командовал дружиной. Оставалось это только признать.

Два дня московские ратники, скинув доспехи сами и согнав смердов из ближайших деревень, окружали Москву новой неодолимой стеной, вкапывая рогатины на полях и наволоках, ставя срубы на трактах и засыпая их землей, выкапывая перед укреплениями глубокие рвы, подрубая деревья в дровяных лесах, заваливая их крест-накрест и затачивая направленные в сторону осажденной крепости сучья. Теперь человеку было трудно даже просто уйти из города. А если его захотят остановить дозоры – то и невозможно. Прорваться же целой армии, да еще с длинными тяжелыми обозами…

Спасти новгородцев могло только чудо.

И, к ужасу Чингисида, оно произошло.

В один из дней Москва-река заполнилась кораблями. Ладьи, струги, ушкуи, насады, кочи теснились на воде, не помещаясь меж берегов и цепляясь бортами, один за другим подваливали к причалам. А потом уходили, скатывались вниз по течению и за излучиной вставали на якоря. Работы на причалах продолжались и ночью, и весь следующий день – а потом все закончилось. Корабли ушли, оставив Москву почти целой – со всеми ее домами, укреплениями и храмами. Вот только тихой и пустой.

Известие о том, что многотысячная новгородская армия смогла всего за несколько дней разгромить великого князя и захватить Москву, разбежалось по уделам и землям быстро и далеко, а огромный флот из многих сотен судов был тому серьезным подкреплением. Ни Коломна, ни Рязань, ни Муром, ни Нижний Новгород не рискнули остановить возвращающуюся с победой огромную могучую рать. Корабли проплывали под их стенами, под жерлами орудий, возле которых стояли наготове наряды с раскаленными запальными штырями – но ни одного выстрела так и не прозвучало, ни одна стрела не взметнулась над водной гладью, чтобы вонзиться в палубу проплывающего ушкуя или ладьи. Во всех церквях вдоль Оки шли молебны во избавление от опасности – чтобы минула беда, чтобы бесчисленные разбойники не остановились и не разорили еще кого-нибудь, раз уж невинный город или село удачно попались на их пути.

Но корабли не останавливались, не высаживали дружин, никого не грабили и не обижали. Груженные до самого верха, они торопились домой, к далекому Волхову. И на одном из этих идущих под всеми парусами ушкуев отдыхали в тесной каютке князь Заозерский и его жена.

– Хочешь знать, почему я тебя не убила? – как-то неожиданно поинтересовалась Елена, откинув одеяло и поцеловав мужа в живот. – Я все слышала. Даже собираясь заняться блудом с другой, ты все равно думал обо мне. Ты хотел сквитаться за меня, сделать это из мести. И хотя я страшно заревновала… Но я все равно поняла, что ты меня любишь…

Она подумала и добавила:

– Но если еще когда-нибудь, хоть один раз, ты прикоснешься хоть к одной другой женщине, я отрежу тебе то, чем ты это сделаешь, засушу, положу в шкатулку и буду носить с собой. Коли ты не способен правильно распорядиться своим достоинством, пусть оно лучше будет храниться у-у-у-у… Ой!

Егор сцапал ее за плечи, перевернул, скинул на простыню рядом, приподнялся, грозно нависнув над хрупкой супругой всем своим мясистым телом:

– Сказал бы я тебе!.. Но только зачем, если все равно никогда не стану тебе изменять?

Елена рассмеялась, обняла его за шею:

– Любый мой! Единственный, желанный, ненаглядный. Теперь мы всегда будем вместе! После того, что ты сотворил с Москвой, Василий уже точно никогда больше не рискнет тебя тронуть. Мы можем спокойно вернуться к себе в Заозерье и ни о чем не беспокоиться. Только ты и я, Егор. Я и ты, мой милый. До конца жизни.

– До конца жизни, это да, – согласился Вожников. – А вот насчет «спокойно», это вряд ли.

– Почему?

– Лена, ты знаешь, что такое велосипед? – спросил он и тут же ответил сам: – Хотя, о чем это я? Откуда?

– Что за «велосипед»? – заинтересовалась княгиня.

– Это такое устройство, которое позволяет передвигаться удобно, просто и очень быстро. У него есть только один недостаток. Если на нем остановиться, он тут же падает набок вместе с седоком.

– Забавно, – рассмеялась Елена.

– Не очень, – опустился рядом с ней Егор. – Я сейчас точно в таком же положении. При попытке сбросить скорость сразу наступает карачун.

– Я тебя не понимаю. Поясни, – потребовала супруга.

– Чтобы собрать больше ратников, я взял Стокгольм. После большой добычи у меня стало больше сил, а с большими силами я взял еще больше добычи, ко мне пришло еще больше воинов, я взял еще больше добра, и теперь, после Москвы, ко мне станут вербоваться еще больше охотников легко и быстро разжиться золотом с помощью меча. Однако, если сейчас я вдруг остановлюсь, если обниму тебя и поеду жить на Воже-озеро в покое и радости, ватага меня просто не поймет. В худшем случае возненавидят, сочтут предателем. В лучшем – просто выберут нового вожака. Но в любом случае я останусь без армии. Как тебе такой расклад?

– Про-оклятие! – Елена откинулась на подушку. – Что же делать?

– Велосипед. Чтобы не упасть, нужно двигаться, – пожал плечами Вожников. – Нужен новый поход за еще большей добычей. Но тут имеется серьезная засада. Сотни ладей – это не десятки, в Балтийское море такой флот незаметно не выведешь. Самые мощные морские силы там, у Ганзы и Швеции. Они возможности отомстить не упустят. Выходит, Балтика для меня закрыта. Литва сейчас крестоносцев бьет. Значит, хорошие парни, их обижать не хочется. Самый богатый город Руси мы уже взяли. Да и вообще, бить своих, русских, нехорошо. Остается только Орда. Но против нее, боюсь, войск все равно будет мало. Да еще московский князь… Раньше Василию до нас было как-то фиолетово. Лень таскаться, вот и не трогал. Теперь же так просто слабости не спустит. Коли узнает, что я с основными силами ушел куда-то на сторону, обязательно сквитаться придет. Такой вот парадокс. Уходить нельзя, а оставаться еще хуже.

– Нужно что-нибудь придумать, Егорушка, – сама себя погладила по голове княгиня. – Обожди, дай подумать. Должен быть какой-нибудь выход. Выход есть всегда.

В посольской палате настроение держалось не самое лучшее, да и дума была не в пример жиже, нежели ранее. Недавний разор великокняжеской столицы поселил в умы многих бояр и князей сомнения в силе Василия Дмитриевича, в его способности защитить пришедших к нему под руку людей. Посему иные воины, целовавшие крест на верность, от службы стали откровенно уклоняться, отъехав в свои уделы. Другие, беглые, тихо ушли искать покровительства у иных князей или ханов. Опустошенная казна лишила Москву возможности платить за службу, а вместе с тем – и многих бояр, которые, не имея земли, продавали свой меч и кровь за серебро.