Иван Апраксин - Гибель богов

Откуда эрзянский инязор узнал о печах? Насколько я смог заметить, и в Эрзямасе печь была только в княжеском доме. В целом эта эпоха в Восточной Европе еще не доросла до идеи печи…

Тюштя оказался рябым сорокалетним мужчиной среднего роста с хитрыми близко посаженными глазами. По своей внешности он сильно проигрывал муромскому князю. Овтай был юным красавцем могучего телосложения, а Тюштя, стоявший передо мной, выглядел немолодым худосочным мужичонкой. Правда, одет он был роскошно: белая рубаха, шитая серебряной нитью, с обильной красной окантовкой, а сверху – небрежно наброшенная шкура черной рыси, застегнутая на плече золотой застежкой.

Тюштя встретил нас у порога своего дома и сразу же повел к столу. Длинный стол был сооружен неподалеку от печки и накрыт белой скатертью с красным и зеленым узором. Я заметил, что именно эти цвета были больше всего в ходу у эрзи и муромы.

Мы сели за стол вшестером. Во главе хозяин дома Тюштя. Рядом с ним я – великий князь киевский – равный союзник. А дальше уже подчиненные люди – муромский инязор Овтай, боярин Блуд, воевода Свенельд и Добрыня – посадник Новгородский.

Посла Текшоня за стол не посадили, он стоял неподалеку, переминаясь с ноги на ногу. Предполагалось, что он может служить переводчиком, если возникнет языковое непонимание между славянами и эрзей-муромой, говорившими практически на одном и том же языке.

На столе в глиняных полотках лежало жареное мясо и круглые большие лепешки из пшена, похожие на маленькие солнца. Угощение привлекло мое внимание. Дело в том, что в Киеве еще не знали сковородок, и о лепешках не могло быть речи. Едой было то, что можно сварить в котле или изжарить на открытом огне. Здесь же явно имелись сковородки или что-то в этом роде. Впрочем, как я потом убедился, сковородки имелись лишь в доме инязора.

Девушки-хозяйки в нарядных, вышитых красно-зеленым узором рубахах до пят поставили перед каждым из сидевших за столом по кувшину с напитком. Стаканов или кружек тут не держали, так что пить можно было только через край кувшина, держа его обеими руками. Напиток был хмельной, но слабый – градусов пять, и очень пенистый. Скорее всего, буза из перебродивших злаков с добавленными туда ягодами, чтобы отбить неприятный вкус.

Здесь же за столом и был совместно составлен план предстоящей военной кампании. Наши войска должны были совместно двигаться до реки Итиль и, перейдя ее, углубиться на территорию Булгарского царства. А там уж богатств немерено, а воины булгары плохие, так что против наших объединенных сил точно не устоят…

Стоит ли говорить о том, как мы просчитались. Стоит ли вспоминать о том, что с самого начала все пошло совсем не так, как заранее предполагалось…

Целью похода была вражеская столица – укрепленный город Булгар, который находился от реки Итиль на расстоянии пяти дней пути. Мы переправились через Итиль на плотах, специально сделанных для этого случая, и уже на другом берегу реки подсчитали свои силы. Наших сил, приведенных из Киева и Чернигова, было тысяча человек. Еще тысячу выставила Эрзянь Мастор во главе с сумрачным Тюштей, постоянно уводящим желтоватые глаза в сторону. А муромский инязор Овтай, несмотря на свою личную могучую силу, привел лишь двести воинов.

Две тысячи двести человек – это сила. Тем более что, по предсказаниям бывалых людей, у булгар вряд ли найдется столько войск, чтобы численно превзойти наши объединенные силы.

Но если наши воины были почти профессионалами, да и вооружены совсем неплохо, то эрзянские и муромские союзники представляли собой крайне плохо организованные толпы земледельцев с топорами. К тому же они двигались на лошадях, а это создавало массу проблем с кормом.

Проводники вели наши войска степью, затем лесными дорогами, а затем снова по ровному пространству – и никакого сопротивления мы не встречали. Попадавшиеся на пути булгарские деревни оказывались безлюдны: при нашем приближении население убегало, уводя с собой скот. Грабить там было нечего, но деревни в обязательном порядке сжигались. Муромские и эрзянские воины сначала шли по домам в поисках людей. Часто они находили стариков, которые не могли убежать со своими, и тогда убивали их. А когда все, кого можно было убить, оказывались мертвы, деревня зажигалась со всех сторон. Огонь перекидывался с дома на дом, и черный дым клубами поднимался к небу.

Никто не пытался остановить убийства и поджоги – такое было в порядке вещей. Мне оставалось лишь смотреть на трупы и пожары и вспоминать, как я сам впервые пришел в этот древний мир – на пепелище сожженного Полоцка…

Око за око и зуб за зуб – это не в Библии придумано. Так бывало всегда, из начала времен. Муромцы и эрзя поступали точно так же, как год назад поступали на их землях вторгшиеся булгарские воины. Это была месть, беспощадная и деловитая.

Булгар оказался неприступной крепостью. Город, окруженный каменными стенами по четыре метра высотой, располагался на возвышенности между двумя речками. Чтобы приблизиться к нему, нужно было сначала форсировать речку, а затем взобраться на стену. А сверху булгары стреляли из луков. Меткости булгарских лучников оставалось лишь завидовать. Их небольшие круто изогнутые луки били стрелами с такой силой, что пробивали деревянные щиты наших воинов.

Киевские, эрзянские и муромские воины плыли через реку, а затем бросались на стену, пытаясь взобраться по ней. А наверху видны были раскосые лица шафранного цвета с иссиня-черными чубами, которые метко целились из луков, прищурив один глаз.

Несколько раз мы с Тюштей и юным богатырем Овтаем собирались на военный совет. Овтаю ничего не нужно было говорить: мы все видели, с какой отвагой он лезет на стены, с какой мощью крушит вокруг себя топором во время вражеских вылазок. Говорить же и предлагать что-либо Овтай был не мастер. На советы он приходил вместе с Текшонем – своим приближенным, которого присылал к нам послом в Киев. Проницательный Блуд как-то сказал мне, что вероятно, Текшонь не просто ближайший слуга Овтая, а нечто большее.

– Недаром этот Текшонь так красив, – усмехнулся Блуд. – Я еще в Киеве заметил, как на Текшоня поглядывает Свенельд. Смотри, князь, как бы наш воевода не сманил к себе муромского красавца. Овтай ведь обидится тогда на нас крепко – и прощай союз. Некрасиво получится: пришли на помощь муромскому князю, да и увели у него любовника. Хороша помощь будет!

Побуждаемый словами боярина, я присмотрелся и, к своему изумлению, и вправду заметил, что доблестный воевода Свенельд оказывает знаки внимания женоподобному муромскому послу. Он ласково глядел на Текшоня, иногда как бы невзначай брал его за руку, а юный красавчик опускал пушистые ресницы на свои нежно-розовые щеки.