Олег Языков - Гром и молния

– Это ты верно говоришь… Посмотрим, посмотрим… Это правильно. Ладно! Мы их в Люберцы припишем. Туда же и твоих пилотов посадим – размещаться им где-то надо? Да и ты туда давай подтягивайся. Хватит барствовать в столице. Да, мы тоже тебе подобрали трех летчиков. Чисто бандиты! Но ничего! У тебя летать будут по струночке, ты сможешь, я уверен.

Я несколько озадаченно хмыкнул. Бандиты? Надо же…

– Да я и не против, товарищ полковник! Давайте своих нарушителей – обломаем. И действительно – хватит нам прохлаждаться! Пора сколачивать эскадрилью, давно пора.

– Вот то-то и оно! Да, а к Яковлеву ты съезди, посмотри, как там дела. Пора вам уже вставать на крыло, пора!

– Есть вставать на крыло! Съезжу, обязательно съезжу. Только вот машина когда будет, а?

– Иди, иди отсюда! Это не ко мне! Я не техникой – я людьми занимаюсь. Будет тебе машина, скоро будет… Свободен!

Да, к Яковлеву нужно съездить обязательно. Есть кое-какие задумки… Сказано – сделано.

Василия я послал в цех разбираться по срокам сдачи истребителей, а сам поскакал к конструктору Синельщикову.

– Здравствуйте, Константин Владимирович!

– Здравствуйте, Виктор! С чем пожаловали?

– Да вот, есть пара предложений… К Яковлеву пойдем?

Прошли. Сели. Обменялись парой обязательных фраз.

– Ну что, Виктор Михайлович? С чем на сей раз? Что-нибудь интересное?

– Это как посмотреть. Сначала хочу доложить, товарищ генерал, что скоро в эскадрилье будут летчики. Пока самолет для обучения пригонят мои летуны, но время торопит. А тут вот возникла пара мыслишек…

– Ну-ну, давайте, говорите, «товарищ конструктор»! – Яковлев и Синельщиков переглянулись и рассмеялись. – Вы уже сколько предложений внесли?

– Да я и не считал. Так вот… Александр Сергеевич! Прошу вас решить вопрос об установке на наши «Яки» кинофотопулеметов. Они и для обучения великолепно подходят, и для учета сбитых немцев не помешают. Не так ли? Только я про них лишь слышал, а «живьем», так сказать, не видел. И марку не знаю. Но вам-то подскажут наверняка.

– А что? Мысль здравая, это можно будет и в серию заложить… А, Константин Владимирович? А на ваши истребители – так это и вообще великолепно! Вы их в боях и обкатаете! Сделаем, не проблема! Что еще?

– Второе предложение посложнее… Но это крайне важно и необходимо, я считаю. Вы знаете, товарищи, что эскадрилья особая. Особые же и боевые действия. Так сказать – «модус операнди». Если продолжать – то особые летчики. Их надо беречь! Сейчас для них вы делаете особые самолеты… Я прошу, товарищи конструкторы, посмотреть и просчитать реальность усиления бронезащиты летчика! Заднее бронестекло удар снаряда вроде бы держит. А вот бронеспинка… Бронебойный снаряд ее прошьет. Даже крупнокалиберная бронебойная пуля, если вблизи…

– Что же прикажете делать? Бронебойный снаряд и 12-миллиметровую бронеспинку «Ила» пробивает. Фугасный, правда, она держит. Ставить 12 миллиметров вам? Это вес.

– А не ставить – это жизнь! Отнятая у летчика жизнь…

– Да поймите, Виктор Ми…

– Нет, это вы поймите, товарищ генерал! Я слышал, как пули по бронеспинке бьют. А вот снаряда я бы не услышал…

Мы, отходя от вспышки раздражения, замолчали. Яковлев нажал на кнопку.

– Чаю нам! И коньяку!

– Так что вы предлагаете, майор? Мы вас недослушали.

– Не знаю я! Не знаю! Если бы я знал… Но вот крутится в голове… Нельзя ставить броню – может, поставим дополнительный алюминиевый лист? А? На внутреннюю поверхность? А то были случаи, когда бронеспинку не пробивало, но отлетевшие осколки ранили летчика в спину. А порой и убивали.

– Хм-м… Лист алюминия? А толщина листа?

– А я знаю? Я не математик, не конструктор. Я бы сделал так: на внутреннюю поверхность бронеспинки – достаточно толстый лист сырой резины. Или чего-нибудь еще, такого же вязкого. А на резину – лист алюминия. А вот какой толщины? Это надо считать. А потом еще и отстреливать на полигоне, метров со ста, например. Но это сделать надо!

Последнее слово я подчеркнул особо.

– Надо!

Ответа «Надо – сделаем!» я пока не услышал…

– А чтобы не увеличивать вес… – я горько вздохнул и обреченно махнул рукой, – можно две подкапотные пушки заменить на Березинские, 20-миллиметровые. Только мотор-пушку в 23 миллиметра оставьте!

Это был крик души! Оба конструктора переглянулись и – рассмеялись!

Ага, смешно вам…

А мне плакать хочется.

Вечером, когда мы уже вернулись домой, во дворе я увидел знакомую машину. Перед ней, трогательно держа Капу за руку, стоял полковник Степанов.

– Иван Артемович! Здравствуйте!

– Здравствуйте, Виктор Михайлович, здравствуйте! Вот, прощаться приехал… Убываю на фронт, дивизию принимать. А «Молния» наша скоро отправится в Саратов, самолеты получать. Вот так-то. А тут приехал, а вас нет… Так я – к Капитолине Сергеевне… попрощаться.

Степанов робко глянул на Капу. Она смотрела на него, напрочь убитая неожиданной новостью. Эка, что творится-то! Полковник, Капа… Ну, дай-то бог…

– Прощайте, Иван Артемович! Удачи вам в делах и – быть живым! Еще увидимся, надеюсь.

Я улыбался, а на душе было тяжело. Еще одно расставание… еще одно.

Полковник обернулся к Капе и, склонившись, поцеловал ей руку. Потом посмотрел ей в глаза и резко обнял свою женщину, покрывая ее мокрые щеки поцелуями… В конце концов Капа совсем разрыдалась и убежала.

Уже открыв дверцу машины, Степанов обернулся ко мне.

– Да, не хотел говорить… В общем, так, Виктор. Наше представление на тебя, ну, наградной лист… нам завернули. Не прошел он. Вот так-то!

Я опешил, а он, довольный, улыбнулся.

– Не понимаешь? Ты представлен к награде вышестоящей инстанцией… и – к более высокой награде, Виктор! Ну – прощай! Удачи тебе!

Фыркнув клубом выхлопа, машина выкатилась со двора, я все стоял и стоял, глядя ей вслед…

Памятуя о том, что краткость – сестра таланта, но мачеха авторского гонорара, перейду сразу к следующей картине нашей эпопеи.

Как пишут в титрах голливудских блокбастеров – «Прошло несколько дней… Авиабаза Dust & Pepper, 08.15 АM. Поднималась кровавая заря… Старина Шварц поддернул подтяжки и проверил ширинку. В ней что-то торчало… Это был ствол его любимого «сорокапятикалиберного…»

Тут кто-то дал мне подзатыльник, я очнулся, увидел этот бред, ужаснулся и начал вновь…

Итак!

Прошло несколько дней. Точнее – полторы недели. На бетонке аэродрома «парадно-придворного» авиаполка, расположенного в Люберцах, стояла весьма куцая шеренга летного и наземного состава моей могучей воинской части. Начальник штаба эскадрильи капитан Рыбкин, увидев меня, подал команду: «Смир-р-рна! Равнение – на-алево! Товарищ майор…»