Владимир Холкин - Сточное время

Он бросил сумку и уселся рядом с Кристиной.

— А что за рисунки? Ты художница? — спросил он, чтобы отвлечь ее от тягостных мыслей.

— Ну, так… — немного смутилась девушка. — Я, вообще-то, только учусь. Снимки не получается привозить, сам знаешь, поэтому рисунки — самое то. Я много успела нарисовать, целый альбом почти…

— Ничего, — заверил ее Егор, — приедешь домой, нарисуешь по памяти еще лучше. И, если меня устроит, я тебе свой портрет закажу. В рамке и в полный рост.

— Я постараюсь, — улыбнулась она. — Пока едем, буду обдумывать композицию.

— Кстати, — вспомнил он. — Что у нас там еще на маршруте? Схожу, гляну.

Он посмотрел расписание, вернулся и доложил:

— До конечной осталась последняя остановка — станция Ржавый Лог. На рассвете приедем. Что за место — не знаю. Тебе не приходилось бывать?

— Проездом, — поморщилась собеседница. — Дыра дырой…

Егор хрюкнул, вспомнив анекдот про поручика Ржевского в Бологом.

— Ты чего? — спросила она.

— Не обращай внимания. Ну вот, после этой дыры еще часа три пути — и приехали.

— Скорее бы уже. А до этого я из поезда ни ногой.

— Я бы сам тебя не пустил…

Город остался позади, смотреть больше было не на что, и разговор постепенно сошел на нет. Кристина начала клевать носом — наверно, это была остаточная реакция на тот препарат, что ей вкололи люди Сосновского. Егору спать совсем не хотелось — мощный выброс адреналина не давал успокоиться, а в голове прокручивались события последних часов. Что это за десантники, освободившие их из плена? Явно люди другого мира. Что они делают в этом нефтяном королевстве? Резиденты какие-нибудь? Черт их знает. И почему они отпустили Егора с грузом? Блин, так можно до посинения рассуждать…

Стресс хорошо бы снять народными средствами, но ведь и коньяк отобрали, и курево. Может, у попутчиков есть? Егор стрельнул у мужика в камуфляже сигарету и зажигалку, потом перебрался в тамбур. Табак был крепкий, и в голове слегка прояснилось. Егор вспомнил, что перчатка до сих пор на руке, и снял ее, превратив обратно в браслет. Потом вернулся на место и выпил соку. Ну вот, уже лучше, хотя спать все равно не хочется. Егор даже слегка позавидовал своей спутнице, которая тихо посапывала, откинувшись на сиденье.

Как она, интересно, отреагирует, если узнает, что ее попутчик — всего лишь безбилетный контрабандист? Да уж, профессия не их тех, о которых принято рассказывать с гордостью. Он где-то слышал, что по-немецки езда без билета называется Schwarzfahren. Ну, то есть дословно «езда по-черному». Это как у нас есть черные риэлторы и черные археологи. А он, значит, черный пассажир. Врожденная особенность организма, усиленная наркотой от Волхва, позволяет ему проникать туда, куда, вообще-то, посторонним вход воспрещен. И пропускают исключительно тех, кто отвечает каким-то непонятным критериям. Вот, Кристина, например. Впрочем, такой барышне я бы разрешил что угодно. А челноки из первых вагонов? Наверно, на бескрайнем базаре, с которого они родом, все выставляется на продажу — даже билеты на этот поезд. А с другой стороны — что я знаю об этих людях с клеенчатыми баулами? Может, они-то как раз выполняют некую благородную миссию. Может, их дорога залита светом, в то время как я, аки тать в ночи, пробираюсь на черную колею…

Проехали мембрану, и теперь за окном не было ни единого огонька — даже машины не попадались. Егор сидел, бездумно глядя перед собой, застряв между сном и явью. Мысли, не успевая толком оформиться, растворялись под стук вагонных колес. Минуты превращались в часы, и вот уже небо над горизонтом стало постепенно светлеть. Ночь отступала, и пейзаж за окном обретал привычные краски. Стала видна проселочная дорога среди пологих холмов. Егор рассмотрел телегу, которую тащила мелкая лошадь. Автомобилей не наблюдалось. И правда, дыра дырой…

Распаханных полей почти не было, вместо них тянулись унылые пустыри. Потом началась заброшенная промзона, и возникло полное ощущение, что поезд крадется по разоренному кладбищу. Штабеля полусгнивших шпал чернели, как обгорелые кости, а разбитые бетонные блоки были похожи на поваленные надгробья. Еще имелись проржавевшие трубы и цистерны, перепачканные мазутом. Бульдозер, бессильно уронив нож, издох в пересохшей луже, и сквозь него прорастал бурьян.

Поезд двигался по широкой дуге, и Егор немного опешил, когда увидел, во что превратился локомотив. Теперь это был натуральнейший паровоз, а из трубы поднимались жирные клубы дыма. На бортах вагонов красовались бронелисты — вроде бы даже со следами от попаданий снарядов. Не хватало только надписи вроде: «Даешь Москву!» Ну, или не Москву, а что-нибудь с оглядкой на местную топонимику.

Подъехали к станции. Одноэтажный домик, в котором некогда продавали билеты, зиял пустыми глазницами. Видно было, что по нему в свое время долго лупили из пулемета. Перрон был выщерблен, запасные пути давно заросли травой. У станции стояли подводы и «ГАЗ-53» с помятой кабиной. Судя по виду, грузовик готов был развалиться на части в любой момент. Рядом топтались несколько мужиков в кирзовых сапогах и длинных плащах неопределенного цвета. В руках у того, что стоял ближе всех к платформе, Егор заметил «калаш».

Егор вышел в тамбур и выглянул на перрон. Поезд организованно покидали все оставшиеся торговцы с базара. Натужно крякая, они тащили свои баулы. Мужик в камуфляжной куртке, у которого Егор стрелял сигарету, тоже вылез наружу. Он кивнул на прощание и, первым сойдя с платформы, поздоровался с автоматчиком. Аборигены оживились и подтянулись ближе. Солнце еще не взошло, и было совсем не жарко, поэтому Егор вернулся на свое место.

Кристина, видимо, только что открыла глаза и теперь испуганно озиралась. Увидев Егора, она вздохнула с выражением явного облегчения.

— А я думала, тебя опять на приключения потянуло, — сказала она. — Или сбежать решил, бросив бедную девушку.

— Да ну, кому я там нужен. Но вообще мы в поезде, по-моему, одни остались. Даже челноки смылись.

— Ага. — Кристина нисколько не удивилась. — Так всегда и бывает. До нашей станции мало кто доезжает.

— А почему, кстати?

— Ну, как тебе объяснить… Сам скоро все увидишь.

Стоянка продолжалась недолго, и бронепоезд тронулся, гулко стуча по рельсам. Мелькнул переезд без малейших признаков жизни — шлагбаум был выдран с корнем, а в кювете догнивал разбитый «Москвич».

— Знаешь, — сказала Кристина, — я, пожалуй, еще посплю. Никак не отойду после этой химии.

— Давай, конечно, — сказал Егор. — Время есть, два часа еще.

Она опять закрыла глаза. Несколько минут Егор рассматривал безрадостные ландшафты, потом тоже начал дремать и даже не ощутил, как поезд проскочил очередную — последнюю по счету — мембрану.