Алекс Хай - В интересах государства. Аудиториум, часть 2 [СИ]

Интересно, знала ли об этом Матильда? И что она сделает с Ирэн, если правда откроется?

А вот в то, что девчонка струхнула перед поединком, мне верилось с трудом. Нет, я знал, что Ирка переживала до ужаса — ведь мы готовились вместе, и я за ней наблюдал. Но не мог я представить, что она настолько не верила в свои силы, чтобы пойти на такое безумство. Слишком хорошо была натренирована, отлично знала правила, да и риски осознавала.

Что-то не складывалось во всем этом. Вроде и гладко шито — а не вырисовывается картинка.

“Что ты надумала?” — осторожно спросил я.

“У меня есть сильный менталист, который не будет болтать. Он сможет вычистить мне память и внедрить другие воспоминания в пробелы”.

“Это тоже не очень-то и законно в мирное время”.

“Другого варианта у меня нет. Миша, помоги! Я ведь доверяю тебе. Даже Матильда не знает…”

— Господа, боюсь, это последнее предупреждение, — тихо сказала Юлия Ивановна. — Если сейчас ничего не прояснится, придется перевести внутреннее разбирательство в формат официального. Нам бы не хотелось марать ваши имена возможной причастностью к скандалу.

Гордеева, Корсаков и третий парень обменялись пристальными взглядами, затем все отчего-то уставились на меня, но я не отреагировал. Ирку они словно не заметили, хотя на их месте я бы как раз с подозрением отнесся к ее состоянию. Винамий выдавал побочку, и это сейчас было очевидно.

И странно, что Адлерберг словно игнорировала этот симптом.

Странно. Слишком много странностей.

Я ощутил волну тревоги — волнение нарастало из глубины груди, поднималось к глотке, и мне даже пришлось шумно вдохнуть и выдохнуть, потому что на несколько мгновений показалось, что я начал задыхаться.

Сила ворочалась и билась где-то внутри меня, словно пойманный в капкан зверь. Что она хотела мне сказать? Почему я этого не понимал?

Я потянулся к шторе, отодвинул ее и выглянул в окно.

Над небольшим внутренним двором, усаженным деревьями и какими-то раскидистыми кустами, ярко светило солнце. На небе ни облачка — хоть сейчас иди гуляй. Даже ветки не шевелились на ветру.

Быстро распогодилось, да и солнце вроде бы еще не ушло совсем далеко. Значит, я так быстро управился с испытанием и провалялся в отключке совсем недолго.

Я уже почти отпустил штору, когда заметил еще одну нестыковку. Часто так бывает, что смотришь на что-то и вроде чувствуешь, что что-то не в порядке, но не можешь понять, что именно. То же самое было и сейчас.

Земля. Земля во дворе была сухая. И ни одной лужи в ямках.

Она не могла так быстро высохнуть — чертов снегодождь шел несколько часов, и даже яркое ноябрьское солнце не смогло бы согреть почву до такой степени.

Иллюзия?

Что-то на базе “Алконоста”, только более тонко сработанное? Или какое-то другое заклинание — гораздо более мощное.

Ай красавцы, ай да умельцы. Ведь почти поверил. Теперь было бы неплохо понять, как именно работает это заклинание и ведется ли какая-нибудь параллельная работа с моей головой? Сами по себе иллюзии не вскрывали разум, а просто погружали жертву в медитативное состояние. Наверняка я сейчас лежал в какой-нибудь каморке и тихонько пускал слюни.

Спокойно, Миха. В иллюзии обязательно присутствует тот, кто ее навел. Может быть под своей личиной, укрыться чужой или и вовсе остаться “за кадром”. Но он непременно отслеживает, как я себя веду и что делаю.

Поэтому — никаких резких движений.

Я осторожно опустил штору и принял ровное положение за партой. Адлерберг прохаживалась по рядам, молча сверля глазами каждого из абитуриентов. Ее указка оказалась в опасной близости от моей головы и чуть не влезла мне в глаз. Я поморщился и отстранился, отыгрывая роль погруженного в иллюзию.

— Господа, я теряю терпение, — сказала девушка в мундире. — Вернее, почти совсем его потеряла. Признайтесь. Так будет проще для всех.

Я быстро обратился к силе, что билась в груди. Казалось, связь с источником истончилась, и мне приходилось пробиваться к нему словно через невидимую стену. Оно и понятно — иллюзия сбивала концентрацию, а концентрация влияла на способность пользоваться даром. Но у меня все же получилось провести быструю самодиагностику. Первым делом я попытался просканировать голову — влезли или нет?

Либо влезли настолько виртуозно, что я ничего не чувствовал, либо все же пожалели мой несчастный мозг.

Ладно, будем играть теми картами, что выдали.

Стараясь не глядеть на Ирэн — даже понимая, что все это было ненастоящим и смоделированным, все равно было тяжело идти на предательство — я ментально потянулся к Адлерберг.

“Юлия Ивановна”, — осторожно позвал я, и девушка с глазами лани тут же обернулась. — “Это Штофф. Я знаю, что стимулятор приняла Ирина фон Штофф. Про остальных ничего сказать не могу — не в курсе”.

“Вы уверены, ваше сиятельство? Не оговариваете ли вы человека зря?”

“Мне это доподлинно известно. Я знаю, что это она”.

“Откуда знаете?”

“Мы дружны. Она призналась”.

Адлерберг положила указку на стол.

— Все свободны. Кроме Соколова и Штофф, — распорядилась она.

Блондинку, Корсакова и третьего паренька как ветром сдуло — охрана едва успела расступиться перед ними, и Гордеева буквально вынесла собой двери.

Ирэн обернулась ко мне и раскрыла рот от удивления. Ее перекосило так, словно ее ударили. Задыхаясь, она снова опустилась на скамейку у парты.

— За что? — почти рыдая, спросила она.

Но эта сцена больше меня не трогала.

— За Аудиториум, вестимо, — холодно ответил я и уставился на Адлерберг. — Чем еще могу помочь?

— Благодарю за содействие, Михаил Николаевич. Вы очень нам помогли.

Лицо Адлерберг начало словно расплываться у меня на глазах. Потекла комната — стены и плакаты смешивались в грязные разводы. Ирэн превратилась в розово-желто-черное пятно и тоже смешалась с окружающей грязью.

Уши заложило. Мир, так словно созданный вокруг меня, начал искажаться, сворачиваться и изгибаться, словно его скручивали в трубочку. И вслед за ним пришла темнота — густая, плотная. Иллюзия уменьшилась до малюсенькой точки, затем погасла, и тьма обступила меня.

А затем я открыл глаза.

— Как вас зовут? — надо мной нависла девушка с глазами лани.

Кажется, я где-то ее видел. Вроде бы она была нашей распорядительницей на Полигоне…

— С-соколов, — хрипло проговорил я. — Михаил Николаевич, сын графа Николая Владимировича Соколова. Старшая ветвь рода.

Девушка кивнула.

— Что последнее вы помните, Михаил Николаевич?

Я несколько раз моргнул и задумался. И правда… А что было последним?

— Поединок с Денисовым, — напрягшись, ответил я. — Вроде бы мы куда-то шли. Кажется, за документами…