Александр Курзанцев - Возвращение Завгара [AT]

Поздоровавшись с заулыбавшимися и как-то хитро подглядывающими на меня охранницами рода, я зашел внутрь и кивком показал сопровождающим на диванчик в фойе. Уж что-что, а о будущей свадьбе я собирался с Мирославой разговаривать наедине.

Пройдя знакомыми и одновременно незнакомыми после капитального ремонта коридорами, я остановился перед покоями Гиржовской и глубоко вздохнув и поправив галстук, постучал, а затем, не знаю почему, но в голос выдал бессмертную фразу Кузьмича, — Хир зинд вир цу гаст!

Дверь распахнулась, а я с широкой улыбкой произнес, — Миросла…

Вот только договорить мне не дали, буквально захлопнув дверь обратно, прямо перед моим носом.

Мда, дела…

Постучал снова, уже не таким радостным голосом сказал сквозь дверь, — Может поговорим?

— Ну давай, поговорим.

Я услышал эту фразу, стоило двери распахнуться вновь, а затем слегка залип, на колыхнувшиеся передо мной две больших, слегка прикрытых тонкой тканью блузки, груди. Которые, по моим впечатлениям, были даже больше, чем я помнил.

Фыркнув, безопасница развернулась, давая мне полюбоваться её весьма приятной кормой, прошла обратно к своему рабочему столу и усевшись в кресло, холодно произнесла, — Ну и чего хотел, ваше высочество?

Не спеша с ответом, я ещё раз оглядел нарочито громко зашелествешую бумажками на столе женщину и, вздохнув, подошел и присел на стул напротив.

— А вроде не чужие друг-другу люди, — произнес тихо, испытующе глядя не неё, — вот даже ребёнок есть. Как хоть назвали?

— Таисья, — после недолгого молчания ответила та.

— Хорошее имя.

— Ты не сказал, что хотел, — пресекла Мирослава мою попытку завязать разговор.

— Свадьбу хотел, — ответил я, уже чувствуя, что ответ будет не тем, на который рассчитывал.

Отложив бумаги, безопасница смерила меня уничижительным взглядом, спросила, — Ты правда думал, что я соглашусь делить мужа с кем-то ещё? Я официра ИСБ, если ты забыл.

— Ты уже делила меня с другими! — ответил я чуть грубее чем следовало, но больно меня зацепил этот отчужденный тон, словно не я столько раз извращался, чтобы ещё такое придумать для госпожи Гиржовской, отличающейся не сами стандартными вкусами. Словно не я первым смог довести её до оргазма. Нет, со мной разговаривали как каким-то случайно зашедшим посетителем. Нет, так не пойдёт!

Подскочив со стула, я решительно обошел стол, подходя к провожавшей меня взглядом сквозь прищуреные веки женщине, а затем, глядя прямо в глаза, протянул руку ей за голову, хватая за волосы. Крепко сжав в кулаке, медленно потянул вниз, заставляя Мирославу откинуться назад. Забрался сверху, впился жадно в приоткрытые губы, другой рукой без стеснения принялся шарить в глубоком декольте. Внезапно почувствовал, как её руки сначала просто легли мне на бедра, а затем, нырнув к поясу, принялись гладить мой возбудившийся член прямо сквозь ткань брюк.

Но пойти дальше, расстегнуть на мне ширинку, я ей не дал. Медленно отстранился, и дернув за волосы, заставил подняться и безропотно пойти за мной.

Увидь кто посторонний, его, наверное, от такого жесткого доминирования кондрашка бы хватила. Вот только я знал, что даже захоти, причинить вред Мирославе я не смогу просто физически. Вся эта ерунда работало чисто на психологии. Какой бы суровой в обычной жизни и работе безопасница не была, здесь, в постели, она охотно мне подчинялась, хотя и могла одним щелчком снести меня, сломав пару костей.

Доведя до кровати, я рывком бросил её туда, заставив одеяло всколыхнуться и застыть живописными волнами вокруг сочной фигуры раскинув руки женщины.

Она продолжала молчать, не шевелясь, только глаза следили за каждым моим движением.

— На колени, — грубо скомандовал я, — спиной ко мне!

Дождался, когда она прогнётся, заставив ткань деловых брюк обтянуть упругую задницу, а затем, крепко взявшись за ткань, резко дернул, наблюдая как пуговицы ширинки брызнули в разные стороны, оголив идеальные полушария её нижних девяносто.

— Кто-то сегодня себя плохо вел. — Сквозь зубы процедил я, рывком выдергивая ремень из своих штанов, — Кто-то был нехорошей девочкой. И сейчас дядя Петя кого-то накажет.

А затем от души приложился ремнём, хлёстко, с оттягом, с характерным щелчком, исторгнув из Мирославы низкий грудной стон.

Примерившись, врезал снова. Растянул губы в хищной улыбке, видя как та прогибается ещё сильнее, а затем принялся остервенело хлестать её, полосуя чуть вздрагивающий от каждого удара женский зад.

Через пару минут интенсивного махания рукой, выдохся, заметив только лёгкое покраснение в местах ударов, но безопаснице хватило, я буквально чувствовал, что она уже на взводе и осталось совсем чуть чуть. Поэтому, не мешка, спустил брюки и пристроившись поудобней, резко вошёл в нее.

Кончила она быстро.

Уже после, лёжа в кровати, Мирослава посмотрела на меня нежным взглядом, погладив по щеке, но затем, поджав губы, произнесла, — И всё-равно нет. Не согласна я.

— Ну почему? Тебе же было хорошо?! — разочарование в моём голосе было, наверное, слишком явным, что женщина рассмеялась и улыбнувшись, кивнула, — Хорошо. Но позориться не хочу. Я же со стыда сгорю, в одном ряду с этими курсатами стоя.

— Будешь главной женой, — попытался я ввернуть аргумент, но этим вызвал только новый приступ смеха.

— Нет, Петя, не в моём звании такой фарс устраивать. Ты уж извини. Хоть и люблю тебя, но честь официры для меня не пустой звук. Как я, после такого, в глаза боевым подругам смотреть буду?

— Тьфу! — ругнулся я, подскакивая и принимаясь порывисто одеваться, — как же вы не поймёте, что за этим будущее, что это образец новых семейных отношений, которым вы будете примером.

— Извини меня, конечно, Петя, — Мирослава села на кровати, убрала с лица растрепавшиеся волосы, — но я, похоже, уже слишком стара для этого дерьма.

— Вот прямо так? — дернул я бровью.

— Я тебя люблю. Мне ни с кем не было так хорошо как с тобой, но есть вещи, через которые я переступить не могу.

Так до конца не одевшись, я заметался по комнате, пытаясь сохранить самообладание, не дать вырваться наружу злости и отчаянию.

— Ты мать моего ребёнка, — попытался я пустить в ход последний аргумент.

— И ты всегда будешь её отцом, — кивнула Мирослава.

Не выдержав, я подлетел к ней, вновь жадно касаясь губ, застывая в долгом поцелуе. Отстранившись, еще раз всмотрелся в печально улыбавшуюся мне женщину, и не выдержав, отвернулся к окну.

Под моим источающим злобу и ярость взглядом фикус на подоконнике резко пожух, а затем и вовсе рассыпался пылью. Это меня слегка отрезвило. Я быстро обернулся, проверить, не заметила ли чего безопасница, но нет, она смотрела только на меня.