Андрей Степанов - Между Мирами

Признаться честно, я не очень понимал, о чем он говорит. Когда из оборота выпали копейки и остались одни рубли, жизнь явно стала проще. А теперь оказывается, что есть ассигнации, бумажные деньги, серебро и золото.

– А можно поточнее? Здесь более сложная денежная система.

– Ничего сложного. Вот когда курс был нестабильным, тогда да, не спорю. Попробуйте разменять золотой рубль при соотношении восемьдесят семь с половиной. Каково тогда было счетоводам?

– Значит, сейчас за один рубль бумагой?..

– Дадут один рубль серебром, а за сто бумажных – один золотой. Серебряный или ассигнацию можно разменять на копейки. С ними все проще – они все медные, разве что полтинник тоже серебряный.

– Совсем непросто, знаете ли!

– Молодой человек, если вы намерены разочаровать меня или ту особу, что отчаянно нуждается в вашей помощи…

– Понял, понял, – я пересчитал деньги. Всего профессор мне дал около десяти рублей. – Этого хватит?

– Для начала хватит. Если вас вдруг занесет в злачные районы, где могут ограбить, то лучше уж иметь при себе немного денег. А потом, когда вы разберетесь с документами, то поговорим про сумму.

– Злачные районы??? – я еле дождался окончания фразы, чтобы переспросить.

– Ну да. Это вполне нормально. Гости Владимира вообще стараются обходить их стороной.

– И много таких??

– Не очень, – профессор рассказывал об этом, как о само собой разумеющемся. – Портовая часть, разумеется – одна из них. Про нее все знают. Иногда еще случаются неприятности возле Восточной ярмарки. И, если вы вдруг решите отправиться в южные районы через Клязьму, помните, что надо держаться подальше от карьеров.

– Вы меня сейчас так напугать хотите? – недоверчиво переспросил я.

Сколько я жил во Владимире, припомнить злачных районов никак не мог. Не очень хорошими считались улицы неподалеку от вокзала, иногда случался криминал в жилых массивах на востоке и юго-западе. И ни у кого не поворачивался язык назвать эти районы злачными.

Поэтому, когда профессор перечислил эти места, я решил, что надо отправляться в ближайший:

– Как мне пройти до порта? – поинтересовался я совершенно обыденным тоном.

Вид профессора, который все же нашел в себе силы объяснить дорогу, говорил мне о многом. Еще больше мне сказало то, что прощались со мной так, словно я уходил на фронт.

И все же отказываться от своей задумки я не собирался.

Профессорский дом я покинул готовый к любым приключениям. И только оказавшись на улице понял, что я действительно попал. Попал в другой город. Другой мир или другую вселенную. Может быть даже другое время, если смотреть на происходящее с другой точки зрения.

Верхнеклязменская улица – которая писалась именно через букву Е, на что указывала прикрученная к углу дома табличка – состояла из широкой проезжей части и относительно узких тротуаров. Настолько узких, что не везде люди могли разойтись по трое.

Это приводило к тому, что многие пешеходы то и дело спускались на проезжую часть. Тут и ждало меня главное удивление в плане транспорта.

Помимо трамваев, которые своим обликом заслуживают отдельного описания, передвигались и конные экипажи, наподобие того, что вчера вечером отвез нас в дом профессора. Попалась мне и парочка автомобилей.

Легковые, урчащие злобно и решительно, они были вынуждены тащиться позади повозок, пока не удавалось найти более широкое место для обгона. Но и там не слишком показывали свою прыть. Вряд ли им удавалось передвигаться больше тридцати километров в час.

Но внешность транспорта была фантастической. Только за те пару минут, что я простоял у входа в дом, мимо прокатился широченный седан и компактный кабриолет. Естественно, что у публики второй вариант вызывал больше интереса. Хотя находились и те, кто явно злился:

– Выезжали бы за город и воняли там! – пробубнила сгорбленная бабка, шедшая с металлическим бидоном за молоком к небольшой площадке рядом с продуктовой лавкой.

Судя по аромату, то были дизельные образцы. Не самый приятный аромат для города, тут спору не было. Но звук! А вид!

Напоминали оба экземпляра знакомые автомобили годов шестидесятых-семидесятых. Седан был угловат, с прямоугольными фарами, длинными штампованными полосами вдоль корпуса. На капоте я заметил букву Б, тогда как сзади, на наклонной крышке багажника шли три стилизованных под разрывы от когтей косых полосы.

Кабриолет полнился изгибами. Плавные округлости колесных арок перетекали в пороги. Сзади висела запаска – вероятно, дань традициям, от которых у нас давно предпочли отказаться.

Значок молнии на капоте, невысокое лобовое стекло с полукруглым изгибом. Колеса со спицами. А еще цвет. Настоящая владимирская вишня. Я фыркнул себе под нос из-за странной ассоциации, но яркость автомобиля привлекала к себе внимание.

Дождавшись, когда они оба проедут и скроются за поворотом, я направился по улице на запад. Порт отстроили подальше от центра, чтобы люди, которым хватало средств на жилье поближе к императору, не страдали от лишнего шума.

Если бы у меня только было побольше времени, чтобы рассмотреть все вокруг как следует. Это же целый музей! Кто еще из нашего мира видел отстроенные вдоль Клязьмы роскошные дома. Я вспомнил, что раньше их называли доходными. Это же подтвердила она табличка у входа в соседний дом.

Здесь за сто лет мало что изменилось. Люди, которых я встречал на улице, выглядели старомодно, на мой взгляд. Мужчины в костюмах и женщины в платьях. Рабочие в униформах – дворники, разносчики, извозчики и прочие. Различить праздно шатающегося бродягу и занятого человека тоже несложно.

Кто-то спешил, кто-то нет, но никто не толкался, не было слышно окриков кроме тех, которыми извозчики погоняли своих лошадей. При таком столпотворении на улице я только и удивлялся, как поток людей сам движется, не мешая никому из участников, не перекрывая проезжей части и не бросаясь под колеса трамвая.

И все же я решил, что пешком идти пару километров в сторону порта – то еще испытание. Прозвенел трамвайный звонок, сигнал, что транспорт трогается от остановки, а я сорвался с места и влез на заднюю площадку, толкнув при этом кого-то из пассажиров.

– Извините, – я быстро оглянулся через плечо.

– Поаккуратнее можно! – обиженно потер спину пассажир.

– Я не нарочно!

– Да будет тебе уже, – бросил старичок, готовясь на ходу спрыгнуть с неспешно катящегося трамвая. – Меру надо знать.

Он соскочил на булыжную мостовую и зашагал прочь от трамвайных путей. Я озирался по сторонам, но пассажир, которого я довольно сильно толкнул локтем, ничем себя не выдал, и я решил, что инцидент полностью исчерпан.