Дмитрий Дашко - Мент правильный

После физического облегчения пришло облегчение моральное. Потянуло в сон. Я лёг набок, закрыл глаза и тут же провалился в небытие. Вот только выспаться не получилось.

– Жора, твою ж мать! – раздалось у меня над ухом. – Мне сказали, я не поверил! Живой! Мужики узнают – охренеют!

Кажется, обращались ко мне, хотя я жуть как не люблю фамильярности и особенно, когда незнакомые люди называют меня Жорой. Аж скулы сводит!

Повернувшись на спину, я улицезрел высокого смуглого коротко стриженного парня, зачем-то облачённого в английский френч (уж что-что, а фильмов про Гражданскую в своё время просмотрено было немало).

Наверное, какой-нибудь реконструктор. Сейчас это довольно модно.

И всяко лучше, чем тупо пялиться в экраны смартфонов.

Кстати, смотрелся френч довольно аутентично. Такое чувство, словно парень носил его каждый день, а то и спал, не снимая.

Сам реконструктор сиял при этом так же, как его начищенные до блеска сапоги. Это я тоже успел заметить как-то само собой.

– Жорка! – Он едва не кинулся на меня, чтобы обнять, но в последний момент остановился.

Его явно смутило недоумение, с которым я его встретил. А недоумевать, действительно, было с чего.

– Во-первых, здравствуйте! Во-вторых, не Жора, а Георгий, – принялся читать я нотацию. – Ну и в-третьих, я вам, молодой человек, в отцы гожусь!

– Жора, ты чего? – поразился незнакомец. – Издеваешься, что ли? Какие отцы? Я тебя на год старше!

Я подумал, что окончательно схожу с ума… Парню навскидку было лет двадцать, не больше.

Не обращая на меня внимания, он начал выкладывать на прикроватную тумбочку гостинцы.

– Извини, я на скорую руку собирался. Хватал, что под руку попалось. Тут тебе сала немного, ситного у нэпманов в лавке купил… Свежий хлеб – недавно из печи. А вот табачку, прости, не раздобыл. Зато вот – махорочка есть, – похвастался он.

– Зачем? – не понял я.

– Странный вопрос – зачем махорка? Чтобы курить, – пожал плечами парень.

Махорку мне довелось попробовать в конце восьмидесятых, когда внезапно табачные изделия и мужские носки стали предметом страшного дефицита. Порой доходило до того, что солидные мужики подбирали бычки на улице – и я не шучу.

Те, кто довёл тогда страну до ручки, вполне заслуживали пули в лоб. И это тоже совсем не шутка.

– За хлеб и сало огромное спасибо! А вот махорки не надо, – твёрдо объявил я.

– А что такое? Уж извини, папиросы американские не по карману, – голос парня дрогнул. – До получки далеко.

И мне вдруг стало глубоко противно за то, что я ненароком задел его чувства. Он ведь искренне рад встрече со мной. Почему – другое дело, это я выясню потом. Ну, а я веду себя как сволочь какая-то. Блин, аж тошно.

Не по-людски это, не по-людски. Чувствую себя последней скотиной.

Надо как-то выруливать из ситуации.

– Курить завязываю, – примирительным тоном сказал я. – Доктор запретил. Говорит, вредная штука – табак. Капля никотина убивает лошадь.

– Ясно. – Парня мои слова успокоили.

Не из обидчивых, и это вызывало к нему искреннюю симпатию.

Он улыбнулся и щёлкнул указательным пальцем по горлу.

– Ну, а с этим делом как? Не запретили?

– Нет.

– Так это же здорово! Надо бы обмыть твоё чудесное выздоровление. Правда, пока нечем, но завтра что-нибудь придумаем. Да, мужики тебе приветы передают. Рады за тебя – слов нет.

– Спасибо! Ты им тоже от меня приветы передавай! Пусть держатся! – и ведь не знаю пока, о ком речь, но говорю вполне искренне. – Обязательно! – пообещал парень.

Я набрал в грудь побольше воздуха, выдохнул и осторожно заговорил, надеясь, что после сказанного не стану выглядеть в его глазах идиотом:

– Слушай, ты извини, пожалуйста, но у меня с памятью что-то не того… Наверное, эта самая – амнезия. Что-то помню, что-то не помню7.

– А, ну это бывает, – кивнул он. – Я сам после контузии таким макаром мучился. Ничего страшного, потом в норму придёт.

– Хотелось бы…

– Да всё путём будет!

– Не сомневаюсь. Но на это время понадобится… ну ты сам по себе знаешь. И вот какая закавыка – уж больно избирательно как-то память работает. Например, что меня зовут Георгием помню, а вот как тебя – прости, но забыл.

Он посерьёзнел, подобрался и протянул мне руку.

– Тогда давай снова знакомиться. Михаил Баштанов – твой друг и по совместительству агент второго разряда губрозыска.

– Чего? – недоумённо замигал я.

Признаюсь, слова Михаила загнали меня в тупик. Предположим, что такое губрозыск – понять можно, но что это за агенты, да ещё с разрядами? И ведь не шутит же он, вполне серьёзно говорит, пусть и с лёгкой иронией.

Может, и впрямь память отшибло?

– Коллега твой, – пояснил он. – Мы с тобой вместе в губрозыске работаем аж с двадцатого года.

– Две тысячи двадцатого?

Он задумчиво почесал макушку.

– Ну ты хватил, брат! Одна тыща девятьсот двадцатого.

– Понятно, – протянул я, хотя в действительности не понял ровным счётом ничего. – С одна тысяча девятьсот двадцатого года, значит… Ну, а сейчас год какой?

– Так двадцать второй, – рот Михаила расплылся в широкой улыбке. – Причём, заметь – одна тысяча девятьсот двадцать второй.

– Это само собой, – не стал спорить я.

От услышанного голова просто шла кругом. Я просто не соображал, что со мной происходит и что вообще нужно делать в подобных случаях.

С ума сошёл? Вряд ли. Для психа я чересчур ясно и логично соображаю.

Ну и на программу «Розыгрыш» происходившее точно не походило. Да и кто я такой, чтобы так надо мной подшучивать? Обычный опер, каких пруд пруди.

И стоило мне только вспомнить о своей работе, как в мозгах что-то щёлкнуло. Пропала растерянность, пришла знакомая по службе злость – врёшь, не сомнёшь! И уверенность в собственных силах. Опера никогда не сдаются!

Хрен знает, что со мной приключилось, но мент – на то и мент, чтобы из любой ситуации, даже той, что описывают фразой «полная задница», выйти победителем. А иначе грош мне цена в базарный день.

Одно жалко: как там дочка, как ребята из отдела? Уж не знаю, доведётся ли свидеться с ними. Скорее всего – нет, по вполне понятным причинам.

Вряд ли доживу до двадцать первого века, учитывая то, что ждёт страну впереди. Одна Великая Отечественная чего стоит… Сколько людей погибнет, не узнав, что такое сладкое слово «победа»!

Но до войны ещё двадцать лет, и вряд ли мои познания о промежуточных патронах и командирских башенках на танках принесут пользу здесь и сейчас. Да и кто станет меня слушать?

Нет, я опер и если могу чем-то оказаться полезным стране, в которой когда-то родился, то только полученными за время службы навыками.

Михаил сказал, что я тоже работаю в угрозыске, то бишь по прямой профессии. Пора узнать детали.