Анатолий Дроздов - Мастеровой

– Не сердись, – внезапно раздалось в голове. – Я бываю резок. Характер такой.

– И у меня не сахар, – вздохнул Федор.

– Не хочу, чтобы ты лез в политику, – объяснил Друг. – Пустая трата времени. Нам с тобой много сделать предстоит. А для этого учиться и учиться.

– Ладно, – согласился Федор, – учиться буду. Мне понравилось читать на иностранных языках. Раньше ведь не знал, а тут гляжу и понимаю.

– Значит, знания передаются, – заключил Друг. – Это хорошо – будет легче. А то времени в обрез.

– Почему?

– Война будет.

– С кем?

– С Германией.

– Пусть попробует! – хмыкнул Федор. – Мы их враз!

– Шапками закидаем, – вздохнул Друг. – В моем мире тоже так считали. Мобилизовали унтеров, и – всех в строй. Было их так много, что на отделение приходилось по нескольку вместо одного [16] Факт из реальной истории. . В первых же боях положили цвет армии, а потом выяснилось, что солдат учить некому. Унтер – он важнее офицера, без него все сыплется. Тебя сразу призовут – запас первой очереди, и убьют тут же. Нам такой хоккей не нужен. Следует уцелеть и стране пользу принести. Понял?

– Да, – сказал Федор. – Смешно было слышать, как ты библиотекарю сказал, что в приюте языкам обучили. Не было того. В приюте было голодно и холодно. За малейшую провинность секли.

Он вздохнул.

– Не тушуйся, Федя! – ободрил Друг. – Мы им всем еще покажем. А сейчас неплохо бы выпить чарочку и закусить.

Федор согласился и зашел в знакомый трактир – как раз показался на пути. Заказал селянку на мясном бульоне и котлету с кашей. Половой принес графинчик водки и наполнил из нее стопку. Федор влил жгучую жидкость в рот, крякнул и принялся за еду. Горячая, ароматная селянка проваливалась в желудок, наполняя рот мясным, острым вкусом. Опустошив миску, Федор налил еще стопку, выпил и принялся за котлету. Держа ее за косточку, обгладывал сочное мясо. За этим занятием и застал его городовой – тот самый, что приходил на завод. Зайдя в трактир, городовой окинул зал взглядом и решительно направился к Федору.

– Добрый вечер! – поздоровался с ним мастеровой и отложил котлету. – Присаживайся, Семеныч! Водки выпьешь?

– А давай! – махнул рукой городовой и устроился напротив.

Федор наполнил стопку из графинчика. Городовой взял ее двумя пальцами, посмотрел на свет и опрокинул в рот. Крякнув, разгладил усы.

– Закусить желаете? – спросил мастеровой. – Сейчас полового кликну.

– Сыт, – покачал головой Семенович. – Лучше скажи, где шлялся целый день? Заходил в казарму, а твои и говорят: как ушел утром, так и не появлялся.

– По Москве гулял, – пожал плечами Федор. – В цирк зашел на клоунов посмотреть. Лошадки там ученые. В трактире посидел. Что не так, Семенович?

– Пристав [17] Полицейский пристав в царской России отвечал за порядок на вверенном ему участке. наказал за тобой смотреть, – вздохнул городовой. – Не нравишься ты его помощнику. Говорит: дерзкий. А мне, понимаешь, делать больше нечего, как за тобой ходить. Сам-то знаю, что человек справный, ни в чем дурном не замечен, но начальству не прикажешь. Съехал бы ты, что ли?

– Эт куда? – удивился Федор.

– На другой участок. Я бы так и доложил: объект более не проживает. Пусть у других голова болит.

– Соглашайся! – раздался в голове Федора голос Друга. – Это выход. Здесь оставаться нельзя, но съезжать было бы подозрительно. Тут же сами предлагают. На заводе так и скажешь: полиция велела.

– Съеду, – сказал Федор городовому. – Сам думал взять расчет – мало платят. Добрый токарь на заводе сто рублев может получать, коли мастерством владеет.

– Вот и ладно, – обрадовался Семеныч. – Прощай, Федор! Благодарствую за угощение.

Он встал и пошел к выходу. Федор проводил его взглядом, после чего доел остывшую котлету и кашу. Расплатился и вышел из трактира.

– И куда поедем? – спросил Друга за порогом.

– В Тулу, – сообщил тот.

– Почему туда? – удивился Федор.

– Там Императорский оружейный завод, – объяснил Друг. – У меня есть, что им предложить. Мастеровых оттуда призывать не будут – в войну понадобится оружие.

– А возьмут? – засомневался Федор.

– Если правильно себя подать, – успокоил Друг. – Слушайся меня, и мы заставим этот мир вздрогнуть!

Паровоз, пыхтя дымом из трубы, подкатил к Московско-Курскому вокзалу. Встал, лязгнув сцепками. Открылись двери вагонов, и на перрон стали выходить пассажиры. Из синих и желтых [18] Вагоны в царской России отличались по цвету. Синие – 1-й класс, желтые (светло-коричневые, золотистые) – 2-й, зеленый – 3-й. – купцы, офицеры, чиновники и помещики. Шли дамы в шелковых платьях и шляпках. Из зеленых вагонов валил простой люд – мастеровые, крестьяне, женщины в платочках. На перроне стало суетно. Засновали носильщики с бляхами на груди, громко предлагая свои услуги, вопили разносчики, рекламируя немудреный товар: булки, пряники, леденцы. В толкотне и гаме никто не обратил внимания на мужчину, вышедшего из зеленого вагона. На нем был легкий бумажный [19] Бумажной в то время называлась хлопчатая ткань. костюм без жилетки, косоворотка и кепка. На ногах – ботинки коричневой кожи. В руках он нес такого же цвета саквояж и чемодан. Пройдя перроном, Федор, а это был он, выбрался на привокзальную площадь и подошел к извозчику, грустившему на облучке. Причина грусти читалась без труда: денежных пассажиров расхватали конкуренты.

– Свободен, шеф? – спросил мужчина, ставя чемодан на землю. – Или ждешь кого?

Что такое «шеф», извозчик не знал, но вопрос понял. Опытным взглядом окинул вопрошавшего. Одет как мастеровой, но во все новое, саквояж и чемодан дорогие. Деньги явно есть.

– Двугривенный в любой конец, – буркнул хмуро.

– Дам три, если отвезешь к дому, где сдают квартиры, – пообещал потенциальный седок. – Только чтобы дом хороший: водопровод, электричество, ванна и теплый клозет. И неподалеку от оружейного завода. Есть такой?

– Разве что на Миллионной, – почесал в затылке извозчик. – Доходный дом советницы Хвостовой [20] В реальности такой дом не существовал. . Но там дорого.

– Ничего, – сказал мастеровой и забросил чемодан в коляску. Следом впрыгнул сам. – Трогай, шеф!

Дорогой они обгоняли пассажиров, решивших сэкономить на извозчике. Навьюченные сумками и узлами, они брели к городу [21] В ту пору железнодорожный вокзал Тулы находился за чертой города. , заняв всю дорогу. Извозчику приходилось покрикивать, чтобы расступились. Наконец, дорога освободилась, и коляска въехала в город. Седок молчал, хотя было видно, что в Туле он впервые. Такие обычно пристают с вопросами. Отвечать извозчик не любил – был из неразговорчивых. Если бы он слышал диалог, который шел в голове седока, то сильно удивился бы.