Владимир Сухинин - Чудеса в решете

– Ничего, пообтешетесь, привыкните, – пробубнил он и быстро направился к стойке. К Антону подскочил круглолицый парень в грязном, когда-то белом фартуке, и, непрестанно кланяясь, поспешно заговорил:

– Проходите, ваша милость, в зал для господ. Я вас провожу. Вон туда, к стойке. Там огороженное место. Там вам будет удобно… Мы рады, что вы посетили наш постоялый двор. Надеюсь, что вы останетесь довольны. У нас лучшая кухня и эль во всей округе.

У Антона от чада защипали глаза, и он непроизвольно поморщился, чем нагнал страха на полового.

– Вот, садитесь сюда. – Парень, пятясь, смахнул грязной тряпкой со стула крошки, и Антону ничего не оставалось, как сесть. Он был уже не рад, что захотел попробовать местного эля.

– Чего изволите?

– Эль, и все. Кружку, – сказал, как отрезал, Антон, и половой тут же испарился. Через некоторое время глаза и нос Антона привыкли к обстановке, и он стал с любопытством оглядываться.

У стойки, слева от того места, где сидел Антон, состоялся разговор Флапия и толстым мужиком с сальной рожей. Флапий выложил перед ним десять рублей. «Барнен» повертел монету в руках, понюхал.

– Качественно сделана, – уважительно произнес он. – Сколько тут, и откуда монета.

– Десять дибар, греческая.

– Чего тебе? – спросил «бармен», пряча монету.

– Четыре эля и две стопки горькой. Мне и моему господину, – указал головой на Антона Флапий.

– Господина уже обслуживают…

– Я сам обслужу.

– Как знаешь.

Справа находился стол, за которым сидел сухенький, с крючковым носом человек с тюрбаном на голове, а возле него стоял с дубиной на поясе бородатый мужик, очень похожий на тех горцев, которых убил Антон в первый день своего появления на горе. К нему подошла Франси.

– Желаю здравствовать, господин Аль Велвел, – поздоровалась она.

– И тебе не хворать, Франси. Как ваш господин?

– Помер.

– Помер? Ну, хорошего ему посмертия… Что принесла?

– Монеты издалека.

– Покажи.

Разговор шел, как между старыми знакомыми, и Антон даже немного испугался, что меняла, а это был он, сразу догадается, что у нее не серебро. Стыда потом не оберешься.

Франси выложила рубли на стол перед менялой. Тот внимательно осмотрел монеты.

– Качество исключительное, таких я еще не видел. Откуда?

– Не знаю, господин Аль Велвел. Молодой милорд привез из дальних странствий.

– Так у сэра Робарта есть наследник?

– Появился.

Меняла покивал головой.

– Это хорошо! – сказал он. – Негоже феод оставлять без присмотра. Так хозяйство в упадок придет. Может, вам нужен толковый управляющий? Так я могу…

– Сама справлюсь. Монеты примете?

– Это, Франси, не серебро, но монеты знатные. Приму без обмана по весу. Устраивает?

– Вполне.

– Он сложил на весы рубли, на другую сторону королевские таланы. Антон автоматически считал серебряные кружочки. Вышло семь.

– Добавить бы надо, – промолвила Франси и недовольно поджала губы.

– Могу дать еще пятьдесят дибаров, и все. Я должен получить свою прибыль, Франси.

– Я согласна, – кивнула женщина. Получив монеты, она огляделась, увидела милорда и широко улыбнулась. Антон поманил ее пальцем.

– Садись рядом, – указал он на стул. Франси гордо вскинула голову и с торжествующим видом оглядела зал. По ее позе и взгляду Антон понял, о чем она думала в этот момент. Все должны видеть, какой чести она удостоена. Франси села и, как леди, расправила платье.

Подошел с подносом Флапий поставил кружки и стопки на стол и, не спрашивая разрешения, упал на стул рядом с женой.

– Ну! Будем! – прогундосил он и, выпив залпом стопку, жадно присосался к кружке с элем. Антон поднял стопку и понюхал самогон. В нос ударил сильный сивушный запах. Поставив стопку на стол, Антон осторожно пригубил эль. Эль оказался теплым, кислым пивом. Поморщившись, Антон поставил на стол и кружку. Оглядел зал, где стояло с десяток длинных столов с лавками. Место для благородных было огорожено плетнем, таким же, как двор. Маленькие окна едва пропускали дневной свет и крупицу свежего воздуха. Все достоинство места для благородных заключалось в том, что оно находилось рядом со стойкой, где отпускали напитки и нехитрую закуску. Сюда же доносились более похожие на миазмы ароматы из кухни. На Антона вновь накатила смертельная тоска по дому.

«И мне предстоит жить здесь до конца моих дней, – не соглашаясь с такой участью, подумал Антон. – Не лучше ли свести счеты с жизнью и не мучиться в этом средневековом аду? Зачем все эти проблемы с будущими сменщиками, которые появляются здесь по непонятной причине из других миров? Этому миру он ничего не должен… Может, это и есть ад? А он умер там, на поляне?»

Антону до боли стало себя жалко. Он сидел и почти с ненавистью смотрел, с каким наслаждением Флапий пил кислятину и на губах его противно для глаза пузырилась пена. Еще немного, и на глазах Антона выступили бы слезы, а он разразился бы матом и проклятиями, но в последний момент он сумел сдержаться. Прикрыв глаза, посчитал до десяти и, выдохнув, поднялся.

– Душно, и воняет здесь. Я на улице вас подожду! – твердо завил он и, не оборачиваясь, боясь посмотреть на замерших мужа и жену и наорать на них, поспешно пошел на выход. Он не смотрел по сторонам, не обращал внимания на крестьян, что расступались при его приближении. Он хотел уйти. Совсем уйти. Потеряться и умереть. Лишь бы не видеть ненавистные ему лица слуг и всего этого «срача», как он мысленно назвал схвативший его мертвой хваткой мир, что окружал его повсюду неестественно зеленой свежей травой без пыли, грязью на дорогах, вонью проходящих крестьян, их подобострастием…

Ненависть и гнев заполонили его душу. Застлали взор.

«Лучше сдохнуть, чем так жить!» – широко шагая, решил он…

Но на крыльце его посетили совсем другие мысли. Теплый ветер ласково потрепал по щеке. Молодая красивая девушка, видимо, дочь купца, прилично одетая, одарила его восхищенным взглядом и, опустив голову, пробежала мимо. Сам купец снял нелепую шляпу и, отвесив поклон, важно прошествовал мимо. От взгляда красавицы сердце Антона екнуло.

Может, тут не так страшно, как ему показалось?.. Может, он сможет освоиться и вжиться?.. Может, это испытание ему дается?.. Проверяет его на прочность?..

– Мы сами гнем беду под себя! – Выпив и сжимая крепкий кулак, говорил ему подвыпивший отец. – Наша фамилия пошла от крепости духа наших предков. казаков! Не посрами, сынок, фамилии.

«Не посрамлю, отец! – мысленно пообещал он. – И возьму себе прозвище Загнибеда! И буду эту беду гнуть в бараний рог». – Он сжал кулак и потряс им в воздухе.

Теперь ему стало легко. У него появилась цель, которая была понятна и доступна. Он должен выстоять, победить и согнуть беду под себя.