Диана Курамшина - Туман войны

Расспрашивать жениха о губернаторе и его реакции на мою «кражу» я побоялась, но уже в дороге, пристроившись рядом со мной, Павел сам коснулся этой темы.

– Когда прощался с Дмитрием Александровичем, тот велел тебе кланяться. Правду сказать, то, как он отзывался о тебе за неделю до этого…, я озвучивать не буду. Он просил сии слова забыть и более не поминать, – «провидец» рассмеялся, я же залилась краской.

К вечеру мы успешно добрались до города, который, несмотря ни на что, продолжал жить привычной жизнью.

Сдавать пациентов в местный госпиталь не видела смысла, скоро и отсюда всех будут спешно вывозить. Предусмотрительный Павел арендовал нам вместительное подворье, почти на выезде из города. Большой старый сарай, силами инвалидов сейчас превращался в импровизированной госпиталь. Благодаря неспешности и осторожности в пути, осложнений у пациентов не было. Наоборот, некоторые уже чувствовали себя настолько здоровыми, что собирались узнавать месторасположение своих частей.

Жениху даже пришлось беседовать с ними, «предположив», что большая часть армии наверняка прибудет к Смоленску, потому им следует просто немного подождать.

На следующий день, с утра отправилась вместе с Ольгой в местный госпиталь представиться. Главврач, господин Плетин принял хорошо и не был удивлён. Видимо слух обо мне достиг и Смоленска. В скорости, как я и предполагала, тут ожидали Виллие и прибытие ещё врачей из других частей империи. Сейчас лекарей здесь было больше, чем нуждающихся в лечении, потому большинство из них попивало в саду чай, неспешно беседуя и пережидая полуденное пекло. Туда он и направил меня в сопровождении своего заместителя, с которым предварительно познакомил. В беседке собралось довольно большое общество, особенно ярко на общем фоне выделялся мужчина, лет тридцати, имевший вид денди.

– О нет, на триста рублей там и не прожить, что вы. Всё очень дорого. Содержать на эти деньги семью нет решительно никакой возможности. Только приличествующая частная практика, и ни как иначе. Квартиры в наём столь дороги, что право слово, найти недорогую меблированную комнату, которая в провинции и за жилище-то не почиталась бы, кажется верхом удачи. Потому без протекции, господа – никуда!

Дождавшись окончания данных словесных изливаний, заместитель представил меня собравшейся компании как заведующую Могилёвским развозным госпиталем. И хотя подобные назначались командующим в сражении, после падения города, я им оказалась, как единственный лекарь, сопровождающий госпитальный караван.

Рассматривали меня все. Кто-то с интересом, кто с возмущением, но молча. Говоривший до этого денди встал и начал представлять присутствующих на правах «хозяина» местного общества. Нам предложили сесть, и Ольга примостилась рядом, окидывая всех пронзительным взглядом. Собравшиеся, ей явно не нравились.

Как оказалось, не все присутствующие были врачами. Часть из них являлись чиновниками из различных ведомств. И хотя все всегда стремились в столицу, лучше от этого жить им чаще всего не становилось.

Ведь оплачивать чиновничий труд вновь стали только с восшествием на престол «матушки» императрицы Екатерины Алексеевны 22. На тот момент, середины 18 века довольно неплохие оклады были положены даже у низших чиновников – копиистов 23, от тридцати рублей в уездных городах, до ста пятидесяти в столице. При ценах на хлеб в десять копеек за пуд 24, в те времена – очень хорошее жалование.

Но после кончины императрицы, курс бумажных денег, которыми в империи платили чиновникам, стал стремительно падать. И если при Екатерине II ассигнационный рубль равнялся серебренному, то во времена правления её сына 25он уже был в районе восьмидесяти копеек. На момент же моего попадания сюда, за него не давали больше двадцати шести копеек серебром. Получается, что к данному времени положенное изначально по закону, обесценилось до четверти номинала.

Многие, чтобы выжить, нанимались дополнительно служить лакеями, кучерами или швейцарами. Лакей в хорошем доме получал до пятисот рублей, против канцелярского оклада в двести. Только уже в правление Николая Павловича 26жалование пересмотрят, и оно вырастет до тысячи двухсот рублей и будет постоянно повышаться.

Естественно обесценивание бумажных денег привело к удорожанию жизни, особенно в столице. Когда мы ездили в Петербург прошлой осенью, Павел узнавал о наёмном жилье, если бы мне пришлось надолго задержаться там. Убогая меблированная комнатушка сдавалась не меньше пяти рублей в месяц, простенький обед в трактире от двадцати копеек. Помню, как «бабушка» возмущалась потраченным в ресторане рублём.

Содержать только на государственное жалование семью чиновнику было совершенно невозможно. Посему повсеместно в ходу практиковали взятки, которые оказались даже признаны, хотя многие скатывались до банального казнокрадства. Что интересно, как поведали присутствующие, существует четкое деление доходов «от дел» на законные и незаконные. Из «корыстных» доходов правительство признавало законными денежные и натуральные подношения должностным лицам до начала дела («почести») и приношения после окончания дела («поминки»), но преследовало «посулы» (собственно взятки), которые расценивались как вымогательство и «скверные прибытки». Посулы, непосредственно связанные с нарушением закона, были крупнее почестей и поминок и достигали ста и более рублей, потому за них правительство сурово преследовало, и виновники каралось кнутом, невзирая на социальный статус взяточника.

Под неприязненным взглядом Ольги подобный разговор постепенно стих, превратившись в напряжённое молчание. Проведя некоторое время в тишине, я посчитала, что выйти на улицу уже можно, и мы откланялась, поспешив к ожидавшему нас в бричке Егору.

Несколько последующих дней прошли довольно спокойно. Многие пациенты довольно быстро поправлялись, что радовало.

Пришедший к обеду Павел был молчалив. На мой вопрос о причине его плохого настроения он просто протянул мне листок, видимо утром полученного послания.

Неизвестный автор писал о происходящем в оставленном Молилёве. Как и ожидалось, попытки Багратиона оказались неудачными. Даву стал военным губернатором захваченного города… но радость местной шляхты оказалась недолгой. Собрав оставшихся помещиков, тот выступил перед ними довольно пафосно, но выставил вполне ожидаемое требование… хлеб. Французским войскам требовалось продовольствие и довольно много. Никто не собирался расшаркиваться с теми, кто ещё вчера приветствовал их приход.

Далее шли отчёты по деревням, принадлежащим Рубановским, в конце же было несколько строк и о Гурских. Впечатлённые словами Павла, а также получившие вовремя информацию о падении города, крестьяне совершили невозможное, завершив жатву за несколько дней. В оставленных людьми деревнях обитали несколько совсем древних стариков. Но не наблюдалось ни еды, ни сена. В некоторых сёлах разобрали даже овины.