Александр Курзанцев - Конец академии

– Тем более, – воспряла полковница, – давайте повод придумаем, да завернем его, и все проблемы решены.

– Не могу, – вздохнула Седова, – вот почитай, – она толкнула бумагу по столу к подчиненной, а сама, поднявшись, прошла, открывая окно, давая теплому ветру ворваться внутрь, раздувая шторы, достала портсигар и щелкнув пальцами, прикурила от вспыхнувшего в воздухе огонька.

Повернув лист к себе, начальница кафедры тут же натолкнулась на вензель канцелярии ЕИВ в верхнем углу. Вчиталась в печатный текст, а затем обалдело подняла голову, глядя в спину дымящей в окно генералы.

– А им это вообще зачем?

– Ты поняла, да? – повернулась Седова, – мы обязаны не просто принять курсату Иванова на курс, вне существующего порядка зачисления, но приложить все усилия для успешного прохождения им обучения и сдачи итогового квалификационного экзамена.

– Ничего не понимаю, – помотала головой полковница.

– Вот и я не понимаю, – вздохнула генерал-майора. С силой затушив в пепельнице окурок, разогнала дым рукой и, закрыв окно, вернулась за стол. – Но выбора у нас с тобой нет. Поэтому давай думать, как выйти из существующей ситуации с наименьшими потерями. Иначе, если пустим все на самотек, это будет конец училища, по крайней мере того, каким мы его знали и каким гордились.

Начальница кафедры вздрогнула и суеверно перекрестилась.

– Вот-вот, – кивнула Седова. – Поэтому записывай, во первых, – генерала подождала, пока подчиненная схватит лист бумаги и ручку, – курсату Иванова ни в коем случае не селить в обшежитие с остальными курсатами.

Представив что будет с парнем окруженным тремя сотнями наглых, боевитых девиц, на самом пике гормонального взрыва, полковница аж закашлялась.

– Они его затрахают досмерти, – хмуро добавила генерала, – и полкурса потом на отчисление, а зачинщиц в тюрьму. Ну а с нас погоны снимут и без пенсии под зад, как пить дать, если такое допустим.

– Может ему вообще индивидуально обучение устроить?

– И как ты это представляешь? – буркнула Седова, – где мы еще часы на это выкроим и так все расписано под завязку. Я который год бьюсь, чтобы год к обучению прибавили, но ответ всегда один, три и ни годом больше. В войсках доучатся. В общем так, пусть сидеть будет на первом ряду всегда где-нибудь посередине, напротив доски, авось на него пялиться будут и с доски чего запомнят, – чуть с сомнением добавила генерал-майора.

– Поняла, – кивнула головой начкафедры, записывая.

– Во вторых, куратора учебного взвода обязать лично контролировать посещение занятий курсатой Ивановым и перемещение по учебным корпусам.

Полковница кивнула вновь.

И, наконец, третье… – Седова задумалась, – ладно, с третьим потом определимся. А пока иди проведи беседу с преподавалами, стресс, ни стресс, а готовы должны быть.

В свой первый день, невольно чеканя шаг по брусчатке, я шел к училищу чувствуя небывалый душевный подъем. Мимо замирающих на месте женщин, провожающих меня долгими взглядами, мимо начинающих шептаться мужчин, к центральному входу главного корпуса училища выходящего фасадом на Арсенальную набережную.

Слева от входа, у флагштоков с государственным и флагами родов войск стоял угловатый, чуть наклонившийся вперед массивный мобильный доспех, чем-то внешне напоминавший тяжелые советские танки конца второй мировой войны, с такой же толстой, ноздреватой, с крупными сварными швами, броней, коренастый, грозный, буквально заставлявший трепетать.

Остановившись перед ним, на мгновенье, я задрал голову, разглядывая воздетые в небо стволы пушек, цепляя взглядом закрашенные но никуда не исчезнувшие каверны и вмятины от попаданий. Поискав глазами табличку, внезапно увидел её на невысоком постаменте у массивных ног:

“ Мобильный доспех МД-34М установлен в честь 30-ти летия ПОБЕДЫ в Отечественной войне 1940–1943 гг.”

А ниже еще одна надпись, мельче. Опустившись перед постаментом на колено, я прочитал:

“В составе 3-го учебного полка сформированного из курсат Высшего военного Екатериненского училища в 1940 году, мобильный доспех участвовал в боях против армии Европейской коалиции, пройдя боевой путь от берегов Невы до Елисейских полей, где участвовал в штурме Парижа”.

“Отечественная война…” – сходу вот так на ум приходила только война 1812-го года с Наполеоном. Именно она в моей истории так называлась. Бородино, Денис Давыдов, Кутузов и Багратион, Толстой еще, с его “Война и Мир”, – вот, в общем-то и все ассоциации. Но года… Это что, здесь ни войны с Наполеоном ни Первой мировой не было?

Впрочем, какой Наполеон, скорее Наполеона какая-нибудь, могла быть. Но, видимо, не случилось.

Размышления мои прервал неожиданный окрик сзади:

– Курсата!

Поднявшись с колена, я обернулся и увидел в нескольких метрах от себя крепко сбитую майору в таком же как у меня мундире, только с погонами на плечах, в отличии от моих курсантских нашивок на стоячем воротнике.

Её брови взлетели, в легком удивлении, стоило увидеть моё лицо, но только на секунду, а затем вновь взгляд из под короткого козырька фуражки, стал холодным и требовательным.

По какому-то наитию, я вскинул ладонь к виску и представился, – Курсата Иванов, госпожа майора.

– В воинском приветствии пальцы должны касаться середины козырька, а не околыша над ухом, – поправила меня та, а затем требовательно спросила, – что вы делали, курсата?

– Ничего, – ответил я, – просто решил прочитать, что написано на табличке.

– Понятно, – задумчиво ответила майора, вновь оглядывая меня. Представилась, – Майора Гладких, старший преподаватель кафедры мобильных систем. Пойдемте курсата, я провожу вас до кафедры, думаю, вы вряд-ли в одиночку туда быстро доберетесь.

– Спасибо, госпожа майора, – благодарно кивнул я и, пристроившись сзади (как бы пошло это ни звучало), порысил вслед за женщиной внутрь корпуса.

Уже в фойе я буквально столкнулся с десятками других курсат, что завидев меня, мгновенно прикипали взглядами к моей форме, вернее ко мне в форме. Я прекрасно читал удивление в их глазах и только наличие впереди суровой майоры не давало им это удивление озвучить. Впрочем, пару удивленно-восторженно-непечатных выражений, вырвавшихся из девичьих уст, я все же услышал. Пожалуй да, без такого серьезного авангарда меня и впрямь бы не скоро пропустили. слишком много интереса я вызвал своим появлением.

Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, майора, раздвигая мощным бюстом курсат перед собой как атомный ледокол паковые льды, довела меня до тяжелых дубовых дверей с надписью над дверью: “Кафедра МССН”.

– Вот, привела наше новое приобретение, курсата Иванов, собственной персоной! – войдя, громогласно объявила Гладких, привлекая ко мне внимание остальных преподавателей.