Мария Покусаева - Зеркала. Темная сторона

Я посмотрела на Кондора, все еще закрывая рот рукой, словно боялась, что мое неосторожное слово вызовет апокалипсис.

– Я… я правда это сказала, – всхлипнула я и добавила, оправдываясь: – Но я не хотела…

– Т-с-с… – Кондор, как и в самом начале, прижал палец к губам, призывая меня успокоиться. – Тебя никто и не обвиняет. Стража не знает. Пока. Только не плачь, пожалуйста, у меня и без этого голова болит, – сказал он тихо и с таким отчаянием, что я быстренько собралась и постаралась не реветь. – Ничего непоправимого пока не произошло, поэтому одевайся, ешь – и будем придумывать, как нам выкрутиться из всего этого.

Утро выдалось промозглым и отвратительным во всех отношениях.

Затянутое тучами небо висело низко, воздух был перенасыщен влагой и холодом – казалось, достаточно выйти за дверь, как ты покрывался тонким слоем ледяной воды. Она пропитывала одежду и волосы, коварно пробираясь к коже. Снег налипал на сапоги. В рассветных сумерках лес казался неуютным и злым, и, пока мы спускались к порталу по импровизированной лестнице из старых камней, я едва не упала, поскользнувшись на слое льда, скрытого рыхлым снегом. Ренар молча перехватил меня, даже не улыбнувшись.

Я чувствовала себя преступницей, которую вели на казнь, и тоже не улыбалась.

Только Кондор не выглядел мрачной тучкой. Он был сосредоточен и, кажется, зол, но страшные тени под глазами исчезли. Видимо, диван в кабинете действительно оказался удобным, и волшебник все-таки выспался и был сейчас готов думать и действовать.

Короткий завтрак не прошел в молчании, он был полон колючих, неудобных вопросов и разговоров о лжи. О той лжи, которой нужно было накормить городскую стражу, если она заинтересуется случившимся чуть больше, чем уже заинтересовалась. И, возможно, Герхарда.

Хотя как раз он все уже понял.

Герхард написал письмо и передал его через стражника, которого в детали истории, конечно же, не посвятили. Видимо, в Йарне было не так много рыжих красавчиков. И еще меньше – тех, рядом с которыми можно было заметить девицу со слишком короткими волосами. Все так сошлось, все так совпало, что я привлекла внимание двух наглецов – и случайно для себя прокляла одного из них. Кондор мог бы снять это проклятие сам, но ему зачем-то понадобилось мое присутствие, поэтому я спускалась по ледяным ступеням к арке портала.

Мастер Оденберг встретил нас едва ли не на выходе из арки, нахмуренный, собранный и полный подозрения и странного любопытства, словно я была чем-то удивительным, но смотреть на меня, по крайней мере – явно и пристально, запрещалось. Герхард поприветствовал Кондора коротким сухим кивком, сделал вид, что не заметил Ренара, и уставился на меня.

– Доброго утра, миледи, – холодно и тихо сказал он. – Как ваше здоровье? Мне сказали, что вчера вы дурно себя чувствовали, поэтому не смогли лично прийти и исправить то, что натворили.

Конечно, вчера вечером я спала, не помня себя, потому что до того чуть не умерла.

Я разозлилась.

Я знала, что была под надежной защитой, поэтому не стала ни сутулиться, пытаясь спрятаться от осуждения, ни опускать взгляд в пол в покорном смирении с еще неведомой мне участью. Наоборот, я заставила себя задрать голову и смотреть прямо в глаза Мастера Герхарда, пусть мне сейчас было страшно от неизвестности и хотелось провалиться сквозь землю.

Мне строго-настрого было приказано молчать. Поэтому я молчала.

Когда рука Кондора легла на мое плечо, я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Осторожнее, Герхард, – насмешливо сказал Кондор. – Как бы она и вас не прокляла ненароком. Вы же знаете, слабый контроль силы, эмоциональность, тем более – женская, это так… опасно и непредсказуемо. Одно неверное движение – и ты жаба!

Продолжая говорить, он утянул удивленного Герхарда прочь из неуютной, безликой комнаты, предназначавшейся для выходящих из портала гостей. Я пыталась справиться с дрожью в коленках и затормозила, но унылый, какой-то слишком уж тихий Ренар подхватил меня под ручку и повел следом.

– Ты чего такой странный? – шепотом спросила я, втайне боясь услышать, что именно я стала причиной дурного настроения.

– М-м-м… – Он медленно, почти лениво моргнул, осторожно поворачивая голову в мою сторону. – Слишком много брендивайна, золотце. И чего-то еще. Я порядочно ограбил вчера Птицу.

В прошлый раз мы были только в гостиной, предназначенной для тех, кто пользовался порталом. Сегодня меня повели вверх, на второй этаж. Ступени лестницы чуть скрипели под ногами. Мне было стыдно за такое бессовестное вторжение в чистый, пусть и немного холодный и одинокий чужой дом. Ботинки оставляли мокрые следы на ковровых дорожках, и это заставляло меня чувствовать себя еще более виноватой.

– Тогда зачем ты пошел с нами?

Я прислонилась к стене напротив двери, в которую зашли господа волшебники, и исподлобья уставилась на Ренара.

Тот покосился на дверь, словно прислушиваясь к тому, что происходило за нею, а потом приложил палец к губам, призывая к тишине, и, наклонившись к моему уху, прошептал:

– Из-за тебя пострадал человек. Нет, не дергайся, Мари, все не так… плохо, как могло бы быть. Герхарду невыгодно выдавать тебя. Он насторожен, но не зол, и раздражен он больше тем, что сам не смог снять с парня твое проклятие… или что ты там с ним сделала. Но… – Он приобнял меня за плечи. – Но. Если вдруг возникнут проблемы, лучше, если с тобой окажутся двое взрослых мужчин, чем один маг, который вчера едва не падал от усталости. Ну, не трясись ты так, глупая! Подумаешь, наказала нахала. Что, никогда не била по морде слишком прытких поклонников?

Я замотала головой, истерически хихикая, потому что от самой ситуации хотелось плакать, но Ренару как-то удавалось… переключить меня.

– Н-нет, не била.

– Иногда полезно.

Он хотел сказать что-то еще, но дверь в этот момент открылась, и Кондор бесцеремонно втащил меня в комнату – узкую, темноватую, скудно обставленную, словно тот, кто выбирал для нее мебель, совершенно не думал об уюте. Пахло здесь пылью и затхлостью. У единственного окна стоял небольшой столик с подсвечником, а на кровати рядом с ним – односпальной, с выцветшим и потертым узором на деревянной спинке – сидел тот самый парень, с которым мы столкнулись на крыльце таверны.

– Ой, – беззвучно сказала я, прижимая руку ко рту.

Он смотрел на меня огромными от ужаса глазами и ничего не говорил, только невнятно замычал, когда понял, что я его узнала. На бледном, осунувшемся лице уже не сияла нахальная улыбка, бескровные губы, обкусанные и потрескавшиеся, были плотно сжаты, словно парень пытался справиться с болью.

С минуту мы просто разглядывали друг друга, и я не решилась бы утверждать, кто из нас был больше напуган происходящим, а потом мой обидчик, ставший моей жертвой, попытался что-то сказать, но не смог – и заплакал.