Юлия Маркова - Аллегро на Балканах

– Думаю, вы правы, – согласился с начальником Генерального Штаба эрцгерцог Франц-Фердинанд. – Кайзер Вильгельм наивно считает, что если сейчас он умильно улыбнется и в дальнейшем пообещает быть паинькой, то русские ему сразу все забудут и простят, выйдут из союза с Францией и Англией и заключат такой же союз с Германией. Но это все напрасные мечтания. Несмотря ни на какие улыбки, русские будут видеть в Германии угрозу существованию своего государства, и поэтому примут все меры для ее устранения. Не исключено, что ценой за примирение будут не только Эльзас и Лотарингия, отторгнутые у Германии в сторону Франции, но и Восточная Пруссия, за счет которой Россия рассчитывает округлить свои владения в Европе… Ну а также отказ от любой активной внешней политики – то есть все то, что в Петербурге, Париже и Лондоне рассчитывают обрести по итогам войны. И чем дальше, тем больше сил будут набирать противники Германии и Австро-Венгрии, а мы, стиснутые со всех сторон врагами, будем лишь слабеть.

– Я вас понял, господа, – прикрыв глаза, произнес император Франц-Иосиф, – и должен сказать, что весьма опечален нарисованной вами безрадостной картиной…

В сердцах Франц Конрад фон Хётцендорф сказал:

– Говорил же я вам, ваше апостолическое величество, что превентивную войну против Сербии и Черногории нужно было начинать раньше, еще в третьем году, когда сербские головорезы жестоко убили весьма позитивно настроенного к нам короля Александра Обреновича. Начнись всеобщая европейская война тогда – и мы вышли бы из нее победителями, тем более что старый русский император Николай отнюдь не проявлял таких волевых качеств, как его сестра, а его окружение составляли люди, далекие от гениальности.

– Тогда мы думали, что у нас еще есть время и возможности добиться того же, не ставя на кон существование нашей державы… – вздохнул престарелый император, – тем более что Россия под властью такого государя, как Николай, неуклонно слабела. Но теперь нужно понять, что нам делать в нынешней ситуации. Покойный Алоис имел план по итогам разгрома Турции сразу же объявить о присоединении к нашим владениям земель Боснии и Герцеговины…

– Не думаю, что это хорошая идея, дядюшка, – покачал головой наследник престола, – на этих землях живет так много сербов, что нас заставят выплюнуть их вместе с зубами. Русские найдут способ, не объявляя войны, так накачать балканских славян всем необходимым, что наша регулярная армия с ними не справится. Вы разве забыли, что теперь Россия, Болгария, Сербия и Черногория – это одно большой семейное предприятие, на паях принадлежащее Романовым, Карагеоргиевичам и немного старому плуту Николе Черногорскому? Одного только нового болгарского царя Михаила достаточно, чтобы понять, кто отныне в доме хозяин. Теперь, когда дрогнула даже Германия, наша участь – шаг за шагом отступать под внешним давлением, уступая врагу один рубеж за другим.

Франц Конрад фон Хётцендорф буркнул:

– Могу пообещать, что как только русские и их союзники закончат с расчленением Османской империи, мы получим от Сербии ультиматум немедленно прекратить оккупацию Санджака, Боснии и Герцеговины. И тогда либо мы сделаем очередной шаг назад, либо окажемся втянуты в безнадежную войну, в которой, исходя из новых условий, не сумеем победить.

– А вот от вас я подобных заявлений совсем не ожидал, – прошамкал Франц-Иосиф. – Вы же у нас были воинственным оптимистом, сторонником превентивной войны на все четыре стороны сразу – и вдруг такое пораженческое настроение…

– Я, может быть, оптимист, но не дурак, – сказал начальник имперского генштаба. – Победить в превентивной войне мы могли только в том случае, если бы к воплям избиваемых сербов и черногорцев не прислушались в Санкт-Петербурге, а где-то на фланге кампании грозовой тучей висела бы Османская империя, жаждущая отомстить русским за былые унижения. Теперь же картина вывернута наизнанку. Когда русские и болгарские армии сосредоточатся в Болгарии, Турция рухнет, чтобы больше никогда не подняться, и стая псов, почуяв легкую добычу, будет рвать ее со всех сторон, пока от Больного Человека Европы не останется ничего. Что мы сможем сделать в таких условиях, если от противостояния с Россией отказалась даже Германия?

– Не стоит забывать и о том, что наше государство, раздираемое непреодолимыми внутренними противоречиями, неуклонно слабеет, – сказал Франц Фердинанд. – Немцы тянут в одну сторону, мадьяры в другую, а разнообразные славяне – в третью. И если кроаты (хорваты) нам вполне лояльны, чехи – себе на уме, то остальные, включая трансильванских румын, желают жить в своих маленьких государствах. Недаром же нас называют «лоскутным одеялом Европы», намекая на то, что ни одна из наших наций не способна взять на себя руководящую и направляющую роль – и весь этот хаос скрепляется только династией Габсбургов, которая сама в далеко не лучшем состоянии…

Тут Франц-Иосиф взвился на дыбы, даже седые бакенбарды встали торчком.

– Если ты, мой племянничек, намекаешь на то, чтобы я снял свой запрет наследовать трон твоим незаконнорожденным потомкам, то не дождешься! – прошипел он. – Твой брак к этой славянской штучкой Софьей Хотек был, есть и будет оставаться морганатическим, а ваши общие отпрыски – безродными ублюдками, чего бы ты там себе ни навоображал на эту тему! И имей в виду – мне известно и о твоих завиральных идеях по реформированию нашей Империи – и вот что я тебе хочу сказать… Вот помру или меня прихлопнут как беднягу Алоиса – тогда и делай все что захочешь, а пока я жив, не сметь даже мечтать о подобном. Это говорю тебя я, император Франц-Иосиф!

В воздухе повисла тишина. Франц Фердинанд начал вставать из-за стола, как бы показывая, что разговор окончен, а генерал-полковник Франц Конрад фон Хётцендорф постарался сделать вид, будто его тут нет. И тут старик Прогулкин (прозвище Франца-Иосифа среди чехов) понял, что сгоряча и в раздражении наговорил лишнего, да еще и при посторонних. При всех своих недостатках его нынешний наследник все же умен и способен хотя бы попытаться спасти империю, в то время как два других «запасных варианта» выглядят хуже некуда. Любой из тех двоих, доведись ему стать императором, развалит Двуединую монархию с такой скоростью, что и глазом никто моргнуть не успеет. Уж лучше и в самом деле признать право эрцгерцога Франца Фердинанда вступать в брак по своему усмотрению, ведь все же не на дочери конюха он женился, а на графине, чья родословная длиннее, чем у любой породистой собаки.

– Впрочем, племянничек, в чем-то ты, возможно, прав, – значительно более спокойным голосом сказал австро-венгерский император. – А посему – съезди ка ты в Санкт-Петербург и попробуй на месте разобраться с этой русской загадкой. Немного времени на это, я думаю, у нас еще есть. Ты у нас молодой, прогрессивный и со всех сторон красивый, поэтому в разговоре с господами из будущего тебе и карты в руки. И супругу с собой прихвати, а иначе это будет просто неприлично. Пусть твоя Софочка, хе-хе, прогуляется по петербургским дамским магазинам, заглянет в мастерскую к господину Фаберже: говорят, что для таких, как она, это место – филиал рая на земле… А счета, так и быть, пусть пришлют мне… Я все оплачу.