Сергей Руденко - Холодное лето 1402-го. Том 1

Смутно знакомый голос и вовсе запутал. Недоумение было так велико, что оно даже сумело прорваться сквозь болезненное нежелание шевелиться. А голос все повторял, как заеденный:

– Дирк, мальчик мой, я знал, я знал…

Последнее, что я услышал перед тем, как отключиться, когда чьи-то заботливые руки попытались перевернуть меня на спину, был все тот же голос, требовавший срочно седлать коней.

– Сейчас здесь будет не протолкнуться от этих тварей, собираетесь заночевать что ли?

____________

* «…В третий месяц по выходе из Египта израильтяне подошли к горе Синай, где Бог дал Моисею каменные Скрижали Завета с Десятью заповедями, ставшими основой Торы […] Но пока Моисей сорок дней оставался на горе, народ согрешил, нарушив только что заключённый завет: сделал золотого тельца, которому евреи начали поклоняться как Богу. В гневе Моисей разбил Скрижали и уничтожил тельца. После этого опять на сорок дней он вернулся на гору и молился Богу о прощении народа…» ( Книга Исход, вторая книга Пятикнижия (Торы), Ветхого Завета и всей Библии) Как именно Моисей разбил скрижали – с моей стороны это, понятно, всего лишь предположение.

Городок Бон-сюр-Сон, раннее утро

(24 января 1402 года)

Малышка Эми появилась как обычно – вальяжно и неторопливо. Если бы не ее 12 лет, полностью соответствующие возрасту острый нос, коленки и вообще – подчеркнуто субтильное даже в зимней одежде телосложение, все это не выглядело бы настолько забавно и несуразно. Данные у девчонки и впрямь были не самыми подходящими для косплея «солидной матери семейства», или как там именно она называла выбранный образ.

Забываясь, иногда я с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, но она начисто игнорировала все намеки. Да и отношения наши не очень-то подходили для насмешек. По крайней мере, с моей стороны.

Именно Эмма ночевала здесь все эти месяцы, пока я приходил в себя в почти опустевшем без слуг и домочадцев доме. Как оказалось, остальной родне выживший пацан чем-то сильно пришелся не по сердцу.

Не знаю, из-за чего именно, но все они явно не горели желанием возиться со мной, а спасший меня наставник во время драки лишился ноги, и сейчас привыкал к своему новому положению. Поначалу я был не в том состоянии, чтоб все это понять, но стоило немного прийти в себя, как печальный факт стал абсолютно очевиден.

– Подать горшок?

Не знаю, как ей это удавалось, но в голосе девчонки в этот момент, как всегда, не было ничего кроме вопроса. Ни брезгливости, ни пренебрежения, ни покровительственности или насмешки. Если вы хоть раз были неходячим, а вашей медсестре – меньше самого малого, то будьте уверены: мнительность ваша разовьется до просто потрясающих высот! Но нет, абсолютно нейтрально…

– Но… ты же обещала, что сегодня поможешь мне… хотя бы попробовать сделать все самому?

– Ты же мог передумать, – легко согласилась моя сиделка.

На прошлой неделе я уже пробовал совершить путешествие к «ночному горшку» самостоятельно. Не подсунуть под себя прямо на кровати небольшую узкую миску, что служила здешней «уткой». Нет, я попытался дотащиться до массивного деревянного кресла с встроенным глиняным горшком, которое местные – из тех, что побогаче – использовали вместо унитазов. Ничего не вышло.

– Уж будь уверена!

Казалось бы, ну чего я только не пережил с момента, как очнулся в той мертвецкой, ан нет. Все равно «оправляться» при соплячке было стыдно, но плевать! Опираясь на острое, неожиданно крепкое плечо Эммы я с трудом преодолел каких-то два метра и занял свой временный «трон».

Мелкая чертовка многие вещи вежливо предугадывала, но когда я взгромождался на утку, или как сейчас – на здешний вариант биоведра – сама она даже не попыталась отойти в сторону. Чтобы спокойно напрудить в посудину, пришлось просить:

– Ты, наверное, пойди пока …погуляй, или приготовь чего-нибудь?

– Хорошо, – опять привычно легко согласилась девчонка и отправилась на кухню или куда там: главное – с глаз долой.

Некоторую паузу между моей просьбой и ее уходом уловил бы только очень внимательный человек. У сорокалетнего меня, в отличие от Дирка это, к сожалению, каждый раз получалось. Поэтому постоянное недоумение, которое я испытывал, общаясь с этой пигалицей, в очередной раз только укрепилось.

«…Девочка, что же, черт подери, с тобой не так…»

* * *

Да, из бывших домочадцев – родни, слуг и приживал, еще недавно на здешнем подворье жило почти полтора десятка взрослых и детей – уцелел только «дядюшка Жан».

Крепкий, рослый и немолодой брюнет, весь словно свитый из жил, он был ровесником меня подмосковного, но выглядел заметно старше. В средневековье люди вообще изнашивались быстрее а сейчас, когда в драке за мое бездыханное тело он потерял ногу, молодости у него, конечно же, не прибавилось.

По доставшимся мне воспоминаниям, он был кем-то вроде правой руки и силовой поддержки у матери Дирка. Он же учил его самого биться мечом и копьем. Отца у парня почему-то не было, но происходило ли что-то между матерью, которая до всего этого оставалось по-прежнему довольно симпатичной женщиной и ее ровесником Жаном – пацан не помнил.

В теории – трудно не стать хоть немного циником к сорока – этого вроде как не могло не быть, но Дирк-Теодорих ничего такого и правда, не помнил. По крайней мере, не вспомнил за прошедшие месяцы.

С памятью у меня, кстати, вообще было нехорошо…

Не все получалось вспомнить даже из земного прошлого, не говоря уже о не всегда понятных пацанских реалиях. Правда, когда я начинал о чем-то настойчиво думать, то ответ, если он был, конечно, со временем всплывал. Именно поэтому я с доверием относился к непонятно откуда-то исходившей уверенность, что это ненадолго и скоро все наладится…

…Да, остаток осени и часть зимы я провел в беспамятстве.

Хотя раны, полученные во время побега, зарастали на удивление неплохо, но потом начались осложнения из-за многомесячной неподвижности. Тело ослабело и приходить в себя понадобилось очень долго, болезненно и что скрывать – довольно неприятно.

Поначалу без посторонней помощи я вообще практически не способен был пошевелиться, и из-за этого неоправданного много оставалось времени на размышления. Если бы не врожденное здравомыслие, наверное, и вовсе бы двинулся. А так, мне удалось с пользой пристроить свободные дни и ночи, в попытках совместить доставшиеся мне знания мальчишки с тем, что знал неглупый, да и в целом – любивший географию и историю сорокалетний житель Подмосковья.

На счет того, «где» – и самое главное «когда я» – поначалу было очень непонятно.

Но стоило мне найти в закромах памяти слова Roma, romanum – да и вообще неплохое знание латыни, – как дело пошло. После многих бессонных ночей можно было достаточно уверенно утверждать, что я оказался в одном из вариантов Земли, просто он был не без изъянов.