Руслан Агишев - Диверсант Петра Великого

– Постой-ка, уж не одно ли это из моих ружей, которое я сделал для Ивана Грозного во время одного из своих путешествий во времени? Шустро палит, замок с колесиками, все как у меня. – Мелькнувшая догадка мне показалась очень верной. – Вот, значит, как. Разобраться с моим ноу-хау не смогли. Лучше, значит, охаять и спрятать под замок. А зачем тогда эту мистическую мишуру наворотили? Сторожа-монахи со святой водой? Дьявола сюда приплели? Странно… Что-то не нравится мне все это. Дурно пахнет, друзья-товарищи.

Честно говоря, реальность, действительно, пахла не розами и подснежниками. Моя недолгая жизнь в личине последнего казанского хана Ядыгара, который в реальной истории должен был сгинуть на стенах осажденной крепости, как оказалось, внесла некоторые изменения в историю эпохи. Мое эффектное исчезновение из подземной темницы произвело на царя и его сподручников поистине неизгладимое впечатление, что не могло не сказаться на многом… И так не сильно светского склада ума, царь Иван Васильевич окончательно ударился в религию, начав с дикой яростью преследовать любые отклонения от традиционного уклада жизни, объявленного едва ли не главной православной ценностью Отечества. Сильно усилившаяся Церковь получила настолько широкие права, что ее структуры стали нередко заменять собой государственные органы. При многочисленных монастырях из иноков – бывших стрельцов и казаков – создавались особые церковные дружины, которые в городах и крупных селах вообще заменяли собой власть.

Церковь рьяно боролась с любыми отклонениями от патриархального канона, мощным катком давя скоморошьи ватаги, светские развлечения, любознательных розмыслов. В только что созданных лекарских школах молитва и пост стали наиглавнейшим средством и методом лечения, а лекарства заменили собой святая вода и крест. Привезенные из других стран книги сжигались, а сказанное в них объявлялось ересью.

Однако превращению России в теократическое государство, где верховный правитель сочетал в себе и высшую религиозную власть, помешала, как и в реальной истории, – Смута. Ослабленное и внутренними раздорами, и тяжелой войной с Речью Посполитой государство вновь погрузилось в пучину анархии.

История в очередной раз показала себя сложным заржавевшим механизмом, для поворота которого было недостаточно малого усилия. Здесь требовалось мощное комплексное воздействие по всем фронтам.

…Я же уже пригрелся под теплым покрывалом, лежа в своей каморке под лестницей, когда мне с жуткой силой захотелось по-маленькому. Выпитый на ночь ядреный квас настойчиво запросился на волю, и игнорировать это желание было бы очень опрометчиво. С проклятиями я вылез из тепла и, накинув на себя какую-то дерюгу, выбрался на крыльцо. От идеи справить нужду прямо здесь отказался.

– Сегодня с крыльца отливаешь, завтра срать в доме начнешь. Не-ет, друг любезный, давай-ка отойдем подальше, – с бормотаниями я пошел в сторону конюшни, за которой было подходящее место. – Блин, тут уже все заминировано! Чуть не вляпался! Немецкая слобода, мать их, сортир нормальный сделать не хотят! Планы тут по захвату вселенной строят, а гадим у забора.

В этой самой позе писающего мальчика я и замер. Не знаю, что так подстегнуло мою умственную деятельность, – то ли тихая ночь, то ли великолепное звездное небо над головой, – но я вдруг начал фонтанировать интересными идеями.

– Вот чем можно заинтересовать царевича. Не детскими фокусами и быдловатыми развлекухами… Его можно поразить лишь настоящей Идеей, – остекленевшими глазами я смотрел в темень и шептал и шептал: – Мечтой! Целью! Он же фанатик. Целеустремленный до ужаса, верящий до упора в свое дело. Пусть сейчас он еще не такой, но уже скоро им станет. – Улыбка тронула мои губы; я определенно был на верном пути. – И я должен стать тем человеком, кто и заразит его этой мечтой – мечтой о сильной стране, крепко стоящей одной ногой на огромных многопушечных линейных кораблях, а другой – на многотысячных полках прекрасно обученных солдат.

Да, да, теперь я точно знал, что должен рассказать будущему императору. Расскажу ему про великую страну и великого самодержца, который заботится о своих подданных, а те, в свою очередь, его любят и уважают. Упомяну про разумно организованную и работающую экономику страны, основанную на тысячах мануфактур с разнообразными механизмами и довольными работниками. Мягко ткну его в сегодняшние феодальные заводики, больше похожие на рабовладельческие латифундии и производящие совершенные крохи продукции. Не забуду и про крестьян, которым как воздуха не хватает земли; и про мздоимцев, что кровопийцами присосались к государству.

Потом «зайду с козырей», начав рассказывать про армию нового типа. Ведь флот еще может подождать. Строить его долго, а учиться его водить еще дольше. Армия же ждать не будет. Пусть юный Петя послушает и мотает себе на ус, что сегодняшние стрелецкие полки – это вчерашний день. В современных войнах, где на поле боя господствует быстрый маневр и жесточайшая дисциплина, не место старым традициям и обычаям. В красках расскажу про стройные колонны шведских полков, которые перестраиваются с четким изяществом роботов и залповой стрельбой накрывают ряды солдат противника. Поплачусь о древних фузеях, которые едва достреливают до врага; о сотнях орудий разного калибра; об отсутствии полковых кухонь; о косящей солдат дизентерии от плохой воды; о неудобной военной форме и т. д. и т. п.

В конце своей речи перейду к морю, которое с самого детства манило Петра. Благодаря тоннам прочитанных пиратских романов и сотням просмотренных фильмов морской тематики я в красках и запахах опишу наследнику красоту морского заката, страх и ужас бушующего шторма, отчаяние выброшенного на необитаемом острове. Будут в моем рассказе и яростные сражения многопушечных фрегатов и галеонов, везущих из далекой Новой Испании тонны серебра и золота; и визжащие от страха пленные, запертые в тонущих кораблях; и радость моряков, с победой возвращающихся домой. Не забуду рассказать про прославленных пиратов Запада, корабли которых с развевающимся на мачте Веселым Роджером наводили ужас на целые страны. Пусть имена Ф. Дрейка, У. Кидда, Черной Бороды и многих других звучат таинственной музыкой в его ушах и заставляют еще сильнее бредить морем.

В моей речи, естественно, почти не будет подробностей и проблем. Это будет идеал, лубочная картинка, но сейчас юному Петру нужно именно это. Сначала прекрасный миф, а только потом сопутствующие ему пот, грязь и кровь.

…На этой мысли я очнулся. Было зябко. Оказалось, так и продолжаю стоять возле конюшни с приспущенными портами.