Константин Калбазов - Скиталец. Гений

Переоделся в чистое и сбежал вниз. В голове тут же пронеслось сравнение с корабельным трапом. Мысленно он уже бороздил дальние моря, причем стоял на капитанском мостике и непременно у штурвала. А то как же!

– Ма, постираешь рубаху и порты?

– Вот еще. Скинь в корзину. Завтра стирать буду.

– Ма, ну постирай.

– Нечего было пачкаться, как порося.

– Ма, ну после реальненцев все одно уж изгваздано было. А мне завтра в школу.

– У-у-у, бестолочь. И за что мне только это наказание! Давай уж.

– Ма, а у тебя Разумности сколько? – неожиданно даже для себя спросил Григорий.

– А тебе зачем? – удивилась она.

– Да так. Любопытно. Посвящение же скоро.

– Плохо у меня с Разумностью, оттого и в ткачихи не выбилась, – вздохнула мать. – Четверти не хватало. Даже если бы всю свою надбавку как есть положила, все одно недостало бы.

– А у бати?

– И у бати, почитай, так же. Да и у многих наших соседей не лучше. Мы с Ваней думали, что хоть детки в люди выбьются, да только яблоко от яблоньки не далеко падает. Разве только Петька чего достигнет. Эх, коли б тебе его Разумность, то дело иное. Ты у нас упорный, не чета иным в слободке. Но, может, Господь еще и смилостивится да одарит тебя. Бывает такое, правда нечасто. Вон, Андрюшке Верхолетову ведь свезло. Мамка его давеча в лавке похвалялась. Ладно, беги. Дружки уж заждались поди.

Вот оно, значит, как. Получается, что она не стала ругаться, когда он вернулся, из-за того, что он набил морду Верхолету. В любой матери взыграет, когда ее чадушко принизить хотят. А Андреева мать, похоже, хвасталась через край.

Григорий точно знал, что его извечный соперник особыми успехами в учебе похвастать не мог, и был сильно удивлен, когда оказалось, что он соответствует параметрам реального училища. Выходит, часто повторяемые слова старших о щедрости Господа вовсе не на ровном месте и не пустые чаяния. Случается такое. Может, Система, ему все же ближе это название, таким образом подбрасывает одаренных личностей? Точного ответа на этот вопрос не даст никто, даже признанные профессора всего лишь выдвигают теории.

Размышляя об этом, Григорий быстро шел по вечерним улицам города. Вскоре за спиной осталась рабочая сторона и пошли мещанские да купеческие подворья. Несколько кварталов – и их сменили двухэтажные каменные дома со съемными квартирами. Здесь по большей части проживают разночинцы, хотя уже встречаются и выслужившие дворянство. Потомственные проживают ближе к центру, в собственных усадьбах или в доходных домах, но уже с куда лучшими условиями. Там же находятся и присутственные места, как боярина Морозова, так и царские.

Григорию в центр без надобности. Вон она, книжная лавка. Примостилась на первом этаже среди ряда других магазинов. Под жилье отведен второй. Зачастую там проживают и владельцы, а вернее, арендаторы магазинов. Кто же в добром уме продаст недвижимость, приносящую стабильный доход? Ведь бывает, один и тот же магазин снимает не одно поколение лавочников. Деньги-то у них, чтобы поставить свою лавку с домом, скорее всего, имеются, но ведь важно, чтобы эта лавка еще и в правильном месте была. Вот и получается, что средства вроде бы и есть, а своего угла нет.

Григорий открыл дверь, и тут же раздалась трель колокольчика. На звук обернулся хозяин, седовласый лысоватый старик. Он в этот момент ставил на полку какую-то толстую книгу. Приметил мальчонку явно из рабочих и отвернулся, продолжив свое занятие.

Григорий откровенно удивился такой беспечности. А ну как он схватит книгу с полки и даст деру? Но, похоже, старик знал свое дело и умел сходу оценить покупателя. Результат многолетнего опыта общения с людьми.

– Ну-с, молодой человек, и чем я могу быть вам полезен? – видя, что малец не направляется к полкам, а терпеливо ждет, когда хозяин освободится, поинтересовался старик.

– Мне бы книгу по Сути человеческой.

– Ага. Прошел посвящение или только предстоит?

– Прошел. И хочу разобраться.

– А что же характерники даром свой хлеб едят? Из какой вы школы, молодой человек?

– Не-не, директор у нас дело свое туго знает. У него не забалуешь, и разъясняет он все с толком. Просто нас ведь у него много, а вопросов у меня еще больше.

– Это не повод, чтобы ваш директор относился к своим обязанностям халатно. Ладно. Это не мое дело, а Департамента образования. Итак, какая книга вас интересует? От духовных отцов о божьей Сути рабов божьих? Или научные труды о Сути человека и его взаимосвязях с Эфиром?

– Э-эм…

Вроде и ясно все говорит лавочник, но Григорий отчего-то растерялся. Пожалуй, он просто не знает, что выбрать. Ч-черт. Он действительно никак не может определиться, что лучше.

– Ну же, молодой человек, – подбодрил его лавочник.

– Гхм, – нарочито выпрямился Григорий, расправляя плечи. – Мне бы так, чтобы по-простому, но понятно.

– Сколько Разумность? – напрямую спросил лавочник.

– Было девяносто четыре.

– А сейчас?

– Девяносто девять.

– Значит, все в Разумность вложил?

– И дальше вкладывать буду, – упрямо пробурчал юноша.

– Похвально, молодой человек, похвально. Вот. Эта книга будет вам наиболее понятна и сейчас, и после бесполезной не станет.

– И сколько?

– Один рубль пять копеек. Понимаю, молодой человек, дорого. Но поверьте, она того стоит, – видя, как нервно сглотнул покупатель, заверил лавочник.

– Давайте, – после непродолжительной заминки все же решился Григорий.

Вообще-то он рассчитывал уложиться копеек в шестьдесят, а на сорок купить блокнот для рисования, карандаши и пару стирательных резинок. Коль скоро именно карандашные рисунки оцениваются системой дороже, так отчего бы и не вложиться в них? Но книга вышла дороже запланированных им общих расходов. На оставшиеся деньги, конечно, можно было еще купить пару тетрадок и карандаш, а стирать рисунки хлебным мякишем. Но тогда он и вовсе останется без денег.

Хорош беглец! Никакой подготовки. Может, ну его, дурью маяться? Едва эта мысль пронеслась у него в голове, как перед взором предстала морская гладь, ветер, упруго дующий ему в лицо, и форштевень, несущий впереди себя бурун. А в противовес – светлая комната с большими окнами, выходящими в сад, и он, с постным лицом стоящий у мольберта. Да ну!

Вернувшись домой, Григорий первым делом полез в чулан и тайком вынес оттуда отцовский парусиновый вещевой мешок, видавший виды, истертый и запыленный, но все еще крепкий. Выйдя в огород, он его хорошенько выбил. Оно бы постирать не помешало бы, но времени сушить совсем нет. Хорошо хоть мамка одежду уже простирнула. На улице по-майски тепло, дует легкий ветерок, так что вскорости если и не высохнет окончательно, то уж точно будет только чуть влажной. Не страшно. Потом досохнет.