Мария Доронина - Осколки камня

Он говорил мягко и спокойно, и, признаюсь, решимость моя угасла. Я разом вспомнила все странности, что заметила вчера. Почему они так спокойно смирились с изгнанием? Отчего притворились, что не знают о разнице во времени между нашими мирами? Что обсуждали на местном языке, отослав меня спать? Очевидно, что-то такое, о чем я не должна была знать.

Я ухватилась за последнее слово Полоцкого:

– Пока не одумаются?

– Конечно! Я не сомневаюсь, что они поймут свою ошибку и признают, как важен наш труд. Согласятся с тем, что мы были призваны спасти этот мир.

– Призваны? – насторожилась я.

– Ты еще многого не знаешь о камне. Тебе не показалось странным, что геласер достался не маленьким детям, не состоявшимся уже взрослым, а вам – молодым, смелым и чистым? Вы были избраны!

– Очень лестно считать себя избранным, которому все позволено.

– Поверхностное суждение. С тех пор, как мы оказались здесь, жизнь твоих друзей – это ученье и труд. Кто захотел бы добровольно взваливать себе на плечи такую тяжесть? Вместо радостной и беззаботной юности – долг и ответственность. И как оказалось, не все готовы были нести эту ношу.

– Теперь ты все знаешь, – сказал Дима.

– Знаю? Теперь я знаю две правды вместо одной, вот и все. Точнее, две версии правды. А что здесь истина – уже не разберешь.

– Зачем нам лгать? – пожал плечами Алексей.

– А им зачем? – парировала я.

– Чтобы использовать тебя! Кольцо, – прищурилась Инга.

– Может быть, и вы хотите меня использовать?

– Стоп! – вмешался Олег Иванович. – Этот разговор ни к чему хорошему не приведет. Вика права – на нее свалилось слишком много информации. Нужно все обдумать. Мы ничего не навязываем. Ты сама решишь, что делать. Если понадобится, я рад буду помочь, захочешь сама осваиваться в этом мире – ты свободна в своих поступках. Но как бы там ни было, надеюсь, эту ночь ты проведешь в моем доме. Это просьба, – он накрыл мою ладонь своей, ласково глядя в глаза. – В память о нашей прежней жизни.

Я неохотно согласилась: не могла уехать от Димы так сразу. К тому же возвращение в эту минуту к ребятам, означало бы признание их правоты. А я совсем не была в ней уверена. Пусть так: ночь там, ночь здесь. Утро вечера мудренее.

По приказу Полоцкого мужчина в белой униформе проводил меня в большую комнату с кремовыми стенами и светлой мебелью. Я вышла на балкон. Невысоко – второй этаж. С этой стороны дворца раскинулся великолепный парк. Аллеи высоких деревьев с пышными зелено-синими кронами. Цепь аккуратных прудов с фонтанами. Внизу – кусты с темными, почти черными листьями. Налетевший холодный ветер взлохматил их, потревожив перламутрово-белые соцветия. Я поежилась и поспешила закрыть дверь.

Не надеясь еще на знание языка, я знаками объяснила слуге, что хотела бы принять ванну, и он с поклоном провел меня в соседнее, не менее роскошное помещение, где все уже было готово. Я поблагодарила и отпустила его. Только оказавшись в теплой ароматной воде, почувствовала, как напряжена. Очень хотелось ни о чем не думать. Как же это мучительно! Я оказалась меж двух огней и никак не могла решить, что делать. Но ванна оказала благотворное действие, и я немного успокоилась.

Завернувшись в просторный мягкий халат, опять подошла к окну. За это время собиравшиеся у горизонта тучи успели затянуть все небо. Вдалеке поблескивали зарницы. Приближалась гроза.

Никогда еще я не была так одинока. Раньше хотя бы оставалась память о тех, кто безвозвратно исчез, словно между нами протянулась тонкая ниточка. Теперь не было ничего. И никого. Те, кого я нашла, уже не были прежними. Я не понимала их и не знала, кому можно верить. Очевидно, и те, кто оставался в маленьком домике, и те, кто встретил в этом дворце, хотели, чтобы я встала на их сторону. Почему? Предположим, первые – потому что их мало. Они обижены. И у меня есть кольцо. Совет, возможно, не хочет помощи для изгнанных, а может быть, они надеются, что я смогу быть чем-то полезна. Мне стало тошно.

Предположим, с Ингой, Натальей и Кариной я никогда особо не сближалась. Но Ольга была лучшей подругой Кристины. С Лешей я долго сидела за одной партой, и не знала мальчишки добрее и справедливее. Ромка безуспешно ухаживал за Полей, рыцарски отступив, только когда она выбрала Сашу. А с Женей они вообще были не разлей вода. Живущие теперь в изгнании ребята не были в школе сплоченной компанией. Почему именно они объединились против Совета? Как рвались связи, сплетавшиеся годами? Почему однокашники стали чужими друг другу? Камень, все проклятый камень! Мало того, что лишил дома, он еще украл нас у самих себя.

Что же делать? Можно ли еще что-нибудь исправить? Нельзя терять голову. Нужно присматриваться и сохранять осторожность. Пожалуй, еще рано делать выводы.

В дверь постучали. Я встрепенулась, но это оказались две милые девушки, видимо, горничные. Тоже в белых нарядах. Они с поклоном установили маленький стол и накрыли его к ужину. Все выглядело очень аппетитно, но мне кусок в горло не лез. Я вспомнила, что просила Дашу оставить суп. Что они теперь подумают обо мне? Но ведь это всего одна ночь, я все объясню. С другой стороны, что если они и вправду предатели?

Напиток, оказавшийся в графинчике, был похож на легкое белое вино, но душистое и пряное на вкус. По телу разлилось приятное тепло, и стало немного легче. Я вяло пожевала барик – есть по-прежнему не хотелось.

В дверь опять постучали. Меньше всего в ту минуту я ожидала увидеть Олега Ивановича. Он вошел, тихо затворив за собой дверь.

– Похоже, ты ожидала увидеть кого-то другого, – он улыбнулся и сел рядом. – Я специально запретил ребятам приходить к тебе. Да, не удивляйся. Не хочу, чтобы кто-то повлиял на твой выбор. К тому же, тебе сегодня нужен покой. А каждый из них, хоть формально теперь и старше своих родителей, хотел бы узнать новости из дома. Тоска не исчезла до сих пор.

– Скажите… Неужели, действительно, нет никакого способа вернуться?

Он печально покачал головой.

– Для нас нет пути назад.

Только тогда я поняла, как сильно надеялась, что уже после изгнания ребят выход нашли. Горло сдавило, и я судорожно вздохнула, не давая себе заплакать. Олег Иванович ласково погладил меня по плечу.

– Вот так же я утешал и их: то одного, то другого… Сначала ребята держались, и ведь у нас была надежда. Но время шло, ее место занимало отчаяние. Я представляю, как ты тосковала, но ведь каждый из них оставил дома значительно больше. Повезло только мне, и я долго считал это чудом, пока не понял, что здесь им просто необходим был наставник, руководитель, отец… Прежде у меня был один сын, а теперь он стал одним из многих. Я помогал, утешал, радовался успехам. Поэтому – как бы ни выглядело со стороны – вынужденное изгнание Кристины и других причинило мне сильную боль. Прошло много лет, но в чем-то они по-прежнему дети. И понять свои ошибки, признаться в этом, переступить через свою гордость – им очень трудно. Поэтому твое появление для всех – большая радость. Надеюсь, ты сможешь перекинуть спасительный мост понимания между нами.