Андрей Лабин - Изнанка

– Пошли лучше отсюда, братуха. Не дай бог, свиньи появятся, а за ними и чмоки подтянутся. Пошли, – он осторожно потянул парня за руку. Нехотя Генка поддался давлению, побрел следом к лестнице на чердак.

Ему больше не хотелось спать, мозг бомбардировался все новыми фактами и откровениями, от которых по коже шел мороз и волосы вставали дыбом. Он не мог нащупать почву под ногами, как тогда, на пристани. Создавалось впечатление, что он все еще в иле и тонет. Не мог представить, каким образом сможет существовать в безумном, ужасающем мире. Эти два понятия не укладывались в голове, отталкивались друг от друга, как магниты с одинаковым полюсом.

Они сидели в коморке, при тусклом свете керосинки. Прыгающий огонь на кончике фитиля играл в прятки с тенями. Стоило ему вспыхнуть ярче, как тени тут же прятались за препятствиями, становясь короче, и наоборот, от чего лица собеседников казались подвижным.

– Как много здесь свиней? – после долгих раздумий спросил Генка.

– Везде.

– И на той стороне, за Волгой?

– На той стороне не знаю. Не был. Но, скорее всего, и там тоже.

– Паш, скажи, они были всегда?

Глаза у Генки блестели, отражая слабый свет керосиновой лампы.

Павел не спешил отвечать. Из банки на обрывок сухой пожелтевшей газеты, высыпал табаку вперемешку с трухой, разровнял и стал скручивать «козью ножку».

– Думаю, нет. Если бы они существовали всегда, то на месте города раскинулась бы пустыня. Все превратилось бы в прах. Они не местные. Видел, что с Волгой творится? Они ее испарили. Чтобы такое сотворить, нужен гигантский кипятильник и возможно не один. Постоянная облачность, удерживает воду, как в парнике и в то же время подогревается атмосфера. Подозреваю, что плесень и водоросли именно поэтому распустились буйным цветом. Все здесь продуманно, сделано искусственно.

Павел прервался, прикурил рукотворную папиросу от керосинки, пыхнул едким дымом и протянул тлеющую самокрутку Генке.

– Будешь?

– Нет, сейчас не хочу, – отказался он, вспоминая прогорклый привкус сырого табака.

– Если ты заметил, – продолжил Павел, – здешним воздухом трудно дышать, а когда побегаешь и того хуже – першит в горле, задыхаешься. Но першит совсем по другому поводу, не от влаги. Моя теория такая: сначала кто-то включил здоровенный кипятильник, который испарил Волгу и создал влажную среду. Потом, этот кто-то в благодатной среде засеял плесень. Она распространилась повсюду и наполнила атмосферу спорами. Затем, я подозреваю, появились всякие твари, которые смогли дышать этим, предназначенным для них воздухом, а у нас першит в горле из-за спор. Это моя версия, как там на самом деле, не знаю. Еще, по-моему, этот их воздух разрушает органические соединения, поэтому все стареет, разваливается и превращается в пыль.

– А как он к нам попал этот кто-то?

– Думаю, это не длительный путь эволюции и не параллельный мир. Они из космоса. Мой срок их цивилизации – лет двадцать, двадцать пятьдесят. Ну, это так, от балды.

– Паш, и, что вся земля такая? Ведь Волга длинная из нее нельзя забрать всю воду. Тогда понизится уровень океанов и все такое.

– Ну и что? Это в этом мире понизится, а в нашем все останется по-прежнему.

– А ты уверен, что люди ничего не знают, не чувствуют?

– Ты сам чувствовал?

– Я?

– Да ты. Думаешь, что ты неприкасаемый? Никогда не становишься коконом? Фига, не угадал. Стоит тебе только разозлиться, пожелать, кому ни будь зла, да просто позавидовать другу за его новый мобильник и ты фантом. Фантом. Понимаешь, фан – том. И они уже, братишка, от тебя не отстанут, пока не отсосут по полной. Ты просто не представляешь, как их много. Завтра по улицам пошастаем, в музейчик заглянем…, сам увидишь.

– Паш, ты как будто иронизируешь?

– А что мне теперь, плакать?

– Нет, конечно, но все – таки. Такие монстры рядом с нами, как – то не по себе становится, жутко.

– Жутко? Ничего, привыкнешь.

– А ты точно уверен, что они нам не вредят, ну, когда мы в нашем мире. Может, там, карму повреждают, ауру источают, энергию пьют?

Павел задумался и затянулся едким дымом.

– Точно не скажу. У меня есть подозрение, что они провоцируют нас на отрицал. Видел, как у них трясутся хвостики, когда присасываются? Я сначала думал, что это от удовольствия, – он печально ухмыльнулся и продолжил.

– Как-то оказался поблизости, когда эта тварь хвостом натрясывала. Так в воздухе повис такой противный мускусный духан…. Под хвостом у них, как у котов – железа, только они не метят территорию, а выбрасывают в воздух какие-нибудь эндорфины, феромоны, мутофины, которые могут проникать в наш мир и стимулировать ярость или там злость. Как правило, после таких опрыскиваний коконы мутнеют.

– И много их?

– Ага.

Свет от керосинки стал ярче, густые тени отступили в углы. Павел встал, подошел к тумбе и затушил самокрутку в жестяной банке. Сзади послышался треск рвущейся материи. Это Генка попытался застелить одеяло. От ветхости волокна расползались. Муханов стоял, сжимая в руках лоскут шерстяной ткани, на его лице расплылась нелепая улыбка.

– Наплюй. Здесь все так. Скоро с тебя осыплются твои модные штанцы.

– Куда теперь это одеяло?

– Выкинь за дверь.

Генка наклонился, чтобы собрать в охапку лохмотья, снова послышался треск – его джинсы на заднице разошлись по швам.

– Черт, – выругался Генка. Павел только хмыкнул.

С одеялом в руках, ощупывая дыру на ягодицах, Муханов подошел к двери. Убрал подпорку, отдернул маскирующий занавес и потянул за металлическую ручку. Дверь заскрипела и повалилась на него.

– Блин, – воскликнул Генка, выронил шерстяную ткань и обеими руками подхватил деревянный щит.

– Паш, – жалобно воскликнул он, – помоги.

Услышал, как сзади тихо, почти неслышно посмеивается старлей.

– Привыкай, рядовой. Теперь все время ходи на измене и ожидай подвоха.

– Черт, все так сразу.

– Да, попал под воду – скорее отращивай жабры, не то задохнешься.

Павел с легкостью перехватил дверь и отодвинул в сторону.

– Давай выбрасывай уже, пора перекусить. Консервов как раз только на завтрак и осталось.

Генка учился быстро. На этот раз у него вышло насытиться с двух банок. Павел утолил голод одной.

– Мы так желудки себе не испортим? – пробубнил Генка, дожевывая тушенку.

– На твоем месте беспокоился бы об этом в последнюю очередь, – проговорил Павел и продолжил, – Курс молодого бойца я тебе прочитал, мастерство будем оттачивать в процессе. Теперь, Гендос, твоя очередь мне кое – что рассказать.

– Паш, не называй меня Гендосом.

– А чем тебе не нравится Гендос?

– Ну, это слово наталкивает на мысль о контроцептивах.

– А-а-а, – улыбаясь, протянул старлей, – тогда будешь…, – он задумался.