Андрей Загородний - Вопль археоптерикса

– Я в деревню! – крикнул, и Федин мрачно кивнул. До деревни было рукой подать. Дорога шла вдоль берега, я и не заметил, как добежал. Возле деревни, из тумана, над полем, заячий треух выплыл. Потом лошадиная морда появилась, потом и вся лошадь. Но это туман полз от реки, а лошадь с пастухом на месте стояла.

Пастух мне лошадь и одолжил, и веревку отдал – отвязал корову. Я чуть не наступил на лежавшую в траве козу, она мекнула, ей ответила еще одна. Вот и все стадо. Война.

Как я на лошадь забрался, не помню. Помню, пастух что-то крикнул, показал, как вправо-влево поворачивать, как тормозить, и шлепнул крепко по крупу. Лошадь вздрогнула, фыркнула длинно и пошла, пошла…

Я сдуру наподдал пятками, ход прибавился. Рванули по кочкам рывками, вспомнилось, что должно бы быть седло, но седла не имелось. Мы с конем скакали в тумане, я видел только гриву, прядающие уши и слышал топот копыт. Вскоре показались прибрежные кусты, прямо по курсу. Натянув повод, я бормотал: «Стоять, стоять, мой хороший, кому сказал, мерин сивый, костей ведь не соберем…»

Что из всего этого сработало, не знаю, но лошадь встала посреди тумана. Ничего не видать. И тут хриплое дыхание, маты и топот заставили меня скатиться вниз на раз-два. Шагах в десяти на песке барахтались Федин и Морозов. Не понять, кто где. Вот Морозов извернулся, рубаха затрещала, и штурман сверху заехал кулаком в глаз старшине. Слабо заехал. Федин подскочил и с налету вроде как в зубы… нет, промазал. Но все равно молодец, отбивался, хоть я и за Лешку, но по справедливости – молодец. А Лешка прижал ординарца локтем мордой в песок.

– Каз-зел… – прохрипел Федин.

Морозов принялся лупить старшину молча, в лицо. Федин вывернулся, вскочил и отлетел прямо на меня, развернулся и с разворота врезал мне по скуле. Я – ему.

– Отставить! – прохрипел я сквозь смех, тут же поскользнувшись на мокрой глине и повалившись сверху на них.

– Есть отставить! – вразнобой отозвались участники побоища.

Федин сплюнул. Посмотрел на Алешку, на меня, махнул рукой и, качая головой, полез в воду. Приговаривал:

– Ну, Верка…

Я держал конец веревки – привязать ее было не к чему. Спросил:

– Что это ты его бить надумал?

– Да он сам налетел, сверху, так же как и ты, – ответил штурман. – Одурел совсем от ревности.

– Так я поскользнулся.

– Да? – Алексей даже веревку из рук выпустил. – Ну, может, и он поскользнулся.

Уже светало, когда мы вытащили «утопленника», отвели моего так и не пригодившегося Росинанта и почти шепотом катили мотоциклет мимо землянки Мухалева. Не вышло.

– Красавцы, – усмехнулся комэск, посмотрев на наши измазанные глиной рожи. – Вера у меня три раза за вас приходила, прощения просила. Эх, Федин, Федин…

Обе трехтонки оказались разгружены под натянутый от дождя брезент. Ящики уже были открыты – какое-то оборудование, ни на что мне известное не похожее, и тем более на новые бомбы. Тут-то бы и ввести нас в курс дела. Но начальник, сразу чувствуется, штатский, начал не с того, чтобы задание объяснить, а с того, что с головой ушел в это свое оборудование.

На первом плане стояло что-то напоминающее небольшой генератор, несколько ящиков оказались полны метизов, ясное дело – крепеж и прочее, в это прочее я отнес глубокомысленно все не нашедшее у меня названия. Еще имелся железный шкаф, с начинкой и приборной панелью, напоминающей радиостанцию. Последний ящик, небольшой, был заклеймен строгим Прошиным: «Осторожно-осторожно, это хрупкое!» – там и правда было много стеклянного. Или не стеклянного. Не знаю, но ящик все время позвякивал, постукивал при каждом движении. Нести этот сервиз так никто и не взялся, и транспортировал его сам физик, осторожно вышагивая впереди всех к нашей землянке.

Проша объяснил, что это техническое великолепие вроде как его изобретение, и в глазах светилось, что изобретение – «гениальное». Выходило-таки, бомба, но особенная, чем особенная, не сказал. Ну, бомба и бомба – мало ли мы их побросали? Оказалось, не все так просто. Сбрасывать надо на парашюте, и он, Проша, для этого полетит с нами.

В бомбардировщик на задание пассажира брать – дело так себе. К тому же штатский: как еще себя поведет, летал ли он до этого вообще, может, у него морская болезнь случится, паниковать начнет, «выпустите меня отсюда» зарядит, бывали ведь и такие. Но приказ есть приказ, хочешь не хочешь, а выполнять придется. И я для самоутешения мысленно проскрипел старушечьим голосом «оказывать всяческую поддержку».

Подключились механики, за два дня собрали эту странную штуку, но как с ней лететь – в фюзеляж не поместится. Тяжелая, больше полной бомбонагрузки, под крыло не повесишь, машина с таким дисбалансом даже и не взлетит. Проша бросился объяснять, что проблем никаких нет, что ему совершенно новенький бомбардировщик обещали. При этом так упирал на слово «новенький», что мы от души посмеялись.

Эка невидаль – новенький бомбардировщик – он или новый, или сгоревший. У любого боевого самолета ресурс до капремонта – чуть больше сотни часов, но я и не припомню, чтобы хоть один в капремонт отправился. Точнее, наш ТБ-3 почти отправился, но тоже не сложилось. Вылетал свое, оба левых мотора чихали на высоте, но если спишешь до срока, так в саботаже обвинят. В общем, осталось разок на задание, и все, ресурс вышел, отправляй старушку в тыл…

…Тогда полетели поначалу спокойно. Три часа до цели, привет немцам доставили, можно и домой. Хорошая ночь, облачность низкая всю дорогу, ни одного зенитного разрыва не видели.

Уже на рассвете до линии фронта добрались, и две пары «мессершмиттов» – откуда ни возьмись. Все, думаем, хана. Аппарат у нас тихоходный, и только четыре пулемета. Заходят мессеры снизу сзади – разобрались, на чем летим и где у нас мертвая зона. Что тут поделаешь, кладу влево, чтобы стрелок из верхней кабины мог хоть очередью пугнуть. И тут он кричит – затвор заклинило. Точно хана! Но когда из правого крыла уже клочья полетели, появилось звено «Чаек». Не бог весть какая сила против четырех мессеров, но нас прикрыли и сами сумели не подставиться.

Отбились, пора домой поворачивать, крылом бы качнуть, спасибо сказать истребителям, так справа элероны измочалены. А тут из правого крайнего дым повалил, пришлось глушить. Истребители это заметили и уходить не стали, повели на свой аэродром, он совсем рядом оказался. Там и сели – один мотор заглушен, два чихали. У них и остался ТБ, кому он нужен в таком состоянии…

Не так просто вышло с «новеньким» Прошиным бомбардировщиком. Мы-то ждали, что очередную ЕР-2 получим. Казалось, пустая идея, не впихнуть в бомбоотсек то, что смонтировалось из секретных ящиков. Но все иначе обернулось – новыми трехтонками. Сначала из-под тентов этих трехтонок целый взвод энкавэдэшников вывалился, оцепили дальний конец аэродрома, маскировочной сеткой такую территорию затянули, на паровозное депо хватило бы. Потом грузовики пошли потоком, даже автокран прибыл.