Зоя Карпова - Алый закат в Лейкхерсте

За шесть часов появилась тройня. Два парня по три с лишним кило потянули на десять баллов по шкале Гиппократа. С третьим же, набравшим едва пять баллов, пришлось повозиться. В конце концов, мы определили его в бокс для «недовеса». Нас сменила ночная бригада опытных акушеров. Им осталось наложить швы и проследить за отключением роженицы от техники.

Я шёл по длиннющей кольцевой галерее и думал, что она никогда не закончится. Слева тянулась глухая стенка; её матовая поверхность из серо-зелёного дырчатого пластика вовсе не успокаивала нервы. А медицинские плакаты с разъяснительной информацией для посетителей и младшего персонала нервировали сильнее, чем красная тряпка быка на корриде. Хотелось разодрать в клочья «сладенький» плакат с кесаревым сечением. Кто его здесь «присобачил»? Мы боремся за то, чтобы женщины могли рожать больше и самостоятельно. А какая-то сволочь подбросила эту агитку для глупых молодых папаш.

Вдруг моё внимание привлекла панорамная фотография. Высочайшее здание Солнечного района живописно раскинулось по берегам реки Москвы. «Да, не зря оно привлекало и привлекает глаз москвича или гостя столицы – это центр имени Гиппократа», – с гордостью подумал я о своём месте работы. Впрочем, в районе построили много «именных» центров здоровья: Павлова, Бехтерева, Авиценны и других, где благоденствовала медицина как традиционная – европейская, так и нетрадиционная – восточная. Любой человек, будь то москвич или россиянин из глубинки, по своему выбору и внутреннему позыву мог выбрать приемлемые для себя методы лечения и интересующий его медперсонал.

Однако среди прочих заведений особенной популярностью – как это зачастую происходит с обывателем – пользовался лишь один центр, куда время от времени выстраивались бешеные очереди. Это центр Возрождения или попросту – центр реинкарнации. Науки: бионика, кибернетика и крионейрология – дошли, доросли и достигли мифологических высот в области познания Человека. Ограничительные законы депутаты не приняли, уповая на совесть каждого гражданина. «А напрасно!» – рассвирепел я. – «Провинциальный народ ринулся туда, не только не зная законов мироздания, но и не желая их понимать вовсе».

Я не зря об этом долго думал – хочу выступить с рацпредложением в Совете ревизоров на ближайшем заседании в мэрии. Пора нам, наконец, отрегулировать вторжение в матушку природу. Поводов к тому накопилось немало, а сегодняшний случай из моей практики, как я заподозрил, ещё принесёт сюрпризы. Я отвернулся от снимка и поспешил дальше.

Справа глаз радовали арочные окна с видами на город с высоты птичьего полёта. Я залюбовался панорамой. Если бы столетний провинциал, никогда не выезжающий далее околицы родной деревни, – да хоть бы тот же сосед моего деда, Трофимыч, – подумал, что столица превратилась в хаотичное нагромождение одинаковых кубиков или параллелепипедов, запрятанных под светопроницаемым куполом из солнечных батарей, то он заведомо бы ошибся. В двадцать втором веке архитектурный дизайн Москвы достиг небывалых высот искусства плетения причудливых форм и узоров. В качестве основы стен и крыш строительные мастера давным-давно используют твёрдые и полужидкие метаматериалы, что позволяет значительно экономить электроэнергию, отправляемую в прошлом веке на бытовые нужды. Принцип отопления и освещения наших жилищ также изменился до неузнаваемости.

Выглянуло солнце сквозь щели в небесном куполе. Я прищурился: «Эх, скорей бы домой! Там тепло и уютно». Свет, пойманный между внешними и внутренними гранями стен, многократно отражался, создавая не только равномерное освещение квартир, но и приятную игру цветовых пятен в рамках для картин. Живые сцены по желанию хозяев дополнялись целым рядом из хитро закрученных геометрических фигур. Глядя на эти янтры и мандалы, можно было видеть иллюзорное вращение картинки в поле зрения. Эффект обманчивого движения возникал из-за особенностей зрительной системы человека, его концентрации и внимания при рассматривании тонкостей. Таким образом, архитекторы сочетали в себе и психологов, заботясь о духовной составляющей будущих жильцов. «Вот она, инженерная мысль в действии! Прогресс рождает красоту», – немой восторг охватил меня.

Но стоило мне достичь нашего лечебного отделения, как прежнее настроение вернулось, прищемив хвост эстетическим чувствам и эмоциям. Дверь в именной кабинет я открыл ногой, с размаху плюхнулся на диван. Прижал позвоночник к ровной и жёсткой поверхности и закрыл глаза, с наслаждением вытянув затёкшие от долгого стояния ноги. «Десять минут полежу, потом залезу под душ», – подумал я и отключился почти на час.

В полудрёме послышались голоса из ординаторской. Они спорили о том, что клинические лаборанты ошиблись: в одном помёте не могут быть дети от разных отцов. Конечно же, согласился я, не проснувшись окончательно, – это истина, доказанная медицинской практикой, хотя слово «помёт» резануло слух. Молодые коллеги зачастую, на мой взгляд, чересчур злоупотребляют жаргоном. Я вздрогнул и сел на диване. Вечерело, в окнах соседнего дома зажёгся свет. Пора в душ и домой!

Московские улицы нижнего города встретили меня тёплым майским ветерком. Чистое небо без смога, очищенное от выхлопов дизелей ещё в двадцать первом веке, поздоровалось со мной пшеничной россыпью звёзд. Стремительные сумерки погасили остатки загоризонтных лучей дневного светила. Я вдыхал ионизованный послегрозовой воздух, веявший прохладой, и чувствовал близость Москвы-реки. Огляделся кругом. Зажигались галогенные фонари на автостраде. Загорались осветительные гирлянды на деревьях. Включились габаритные огни на фасадах центров здоровья, юридических контор и банков, кафе и ресторанов, магазинов и кинотеатров, спортзалов и бассейнов. В этом нет ничего удивительного, – потому как пилоты низко летающих мультикоптеров должны видеть городской лабиринт. В окнах жилых небоскрёбов зажигались огни; за шторами они казались неяркими, но тёплыми и оранжевыми. Это означало, что люди приходили домой после работы в свои уютные гнёздышки, и от них веяло миром и счастьем. Я умерил шаг, остановился перед витриной книжного магазина.

Завибрировал в кармане космобильник: звонили из ординаторской. Срочный вызов требовал непременно моего присутствия. Попытался «отбояриться», не вышло. Эх, даже чашку чая не успел выпить! Сигнал отследили, и вот уже скорая помощь резко затормозила напротив:

– Алесь Иоаныч, там такое! Быстрее, – позвала меня медсестра Ноля, – поехали!

– Я после смены, кроме меня есть опытные врачи. И что же «там такое» необыкновенное?

– По секрету, обещайте не выдавать меня, ладно? – Ноля понизила голос. – Младенец в инкубаторе вырос за два часа сантиметра на три и набрал вес почти килограмм.