Диана Гэблдон - Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти

– В чем?

Бессмысленно было объяснять ему про группы крови, антигены и антитела, и, на мой взгляд, это не так уж сильно отличалось от объяснений могавков.

– Если у женщины кровь резус-отрицательная, а у ее мужа – резус-положительная, то у ребенка кровь будет резус-положительная, потому что она доминирующая… не важно, что это означает. В общем, ребенок будет с положительным резус-фактором, как его отец. Иногда при этом первая беременность протекает без осложнений – которые обязательно возникнут при последующих беременностях, – а иногда нет. Тело матери понемногу производит вещество, которое убивает ребенка. Но если у резус-отрицательной женщины такой же муж, то их потомство тоже будет резус-отрицательным и не погибнет по причине резус-конфликта. Ты сказал, что Эмили родила живого ребенка; возможно, у ее нового мужа тоже отрицательный резус. – Я ничего не знала о том, преобладает ли резус-отрицательный тип крови у коренных американцев, однако теория вполне подходила к трудному случаю Йена. – И если так, то с другой женщиной у тебя подобной сложности не возникнет – большинство европеек резус-положительные.

Он смотрел на меня подозрительно долго.

– Назови это судьбой, – мягко сказала я, – или неудачей. Но ты не виноват. И она не виновата.

Я не виновата. И Джейми не виноват.

Йен медленно кивнул и, качнувшись вперед, на миг коснулся лбом моего плеча.

– Спасибо, тетушка, – прошептал он и поцеловал меня в щеку.

А на следующий день он исчез.

21 июня 1777 года

Дорога приятно удивила Уильяма. Целых несколько миль он посуху ехал по Великому Мрачному болоту там, где в прошлый раз пришлось переплывать верхом на лошади, опасаясь черепах и ядовитых змей. Коню это, похоже, тоже нравилось: он бодро скакал, обгоняя рои крошечных желтых слепней. Иногда насекомые подлетали совсем близко, позволяя рассмотреть их глаза, переливающиеся всеми цветами радуги.

– Наслаждайся, пока можешь, – посоветовал Уильям коню и погладил его гриву. – Скоро будет полно грязи.

Правду сказать, дорога оказалась довольно топкой, молодняк амбровых деревьев и сосен рос только на обочине. Зато на ней не было трясин или бочагов, предательски таящихся у деревьев.

Уильям поднялся в стременах и посмотрел вдаль. Интересно, далеко еще до города? Дизмэл располагался на берегу озера Драммонд, посреди Великого Мрачного болота. Уильям никогда еще не забирался так далеко.

Пусть дорога не доходит до озера, но хоть какая-то тропа должна быть? Как-то же обитатели Дизмэла выбираются из города?

– Вашингтон, Картрайт, Харрингтон, Карвер, – пробормотал он себе под нос имена лоялистов из Дизмэла, которые назвал капитан Ричардсон.

Уильям заучил имена наизусть, а листок бумаги, на котором они были написаны, сжег дотла. И повторял имена с самого утра, боясь забыть.

Время шло к вечеру, легкая утренняя дымка сгустилась в низкие облака цвета мокрой шерсти. Помимо густого болотного зловония, которое источали трясина и гниющие растения, Уильям чувствовал и собственный запах, солоноватый и терпкий. Руки и лицо он мыл при каждом удобном случае, но вот одежду не менял и не стирал уже две недели, и грубая замшевая рубаха и домотканые полотняные штаны начали натирать кожу.

Впрочем, дело могло быть не только в высохшем поте и грязи. Под штанами по ноге что-то ползло, и он яростно почесался. Должно быть, подцепил вошь в последней таверне.

Вошь – если это была вошь – благоразумно не подавала признаков жизни, и зуд стих. Уильям облегченно вздохнул и ощутил, что болотные запахи сгустились – в преддверии дождя деревья стали пахнуть сильнее. Звуки словно вязли в воздухе. Птицы умолкли; казалось, что он и его конь в одиночку бредут по миру, окутанному ватой. Впрочем, Уильям ничего не имел против одиночества. Он рос один, без братьев и сестер, к тому же в одиночестве хорошо думается.

– Вашингтон, Картрайт, Харрингтон, Карвер, – тихо и монотонно повторил он. Но помимо имен в нынешней поездке ему больше не о чем было думать, и поток мыслей вернулся в прежнее русло.

Уильям неосознанно коснулся кармана пальто, в котором лежала маленькая книга. В поездке ему пришлось выбирать между Новым Заветом – подарком бабушки – и драгоценной копией «Списка ковент-гарденских леди» Харриса. Несложный выбор.

Когда Уильяму было шестнадцать лет, отец поймал его с другом за чтением пресловутого списка Харриса – путеводителя по миру удовольствий, который они взяли у приятеля отца того самого друга. Лорд Джон поднял бровь и медленно пролистал список, то и дело замирая и поднимая вторую бровь. Затем он закрыл книгу, глубоко вздохнул и выдал короткую лекцию о необходимости уважать женский пол, а потом попросил мальчиков сходить за шляпами.

В скромном и элегантном доме в конце Бриджес-стрит они пили чай с великолепно одетой шотландской леди, миссис Макнаб, которая состояла в дружеских отношениях с лордом Джоном. В завершение чаепития миссис Макнаб позвонила в бронзовый колокольчик и…

Уильям заерзал в седле и вздохнул. Ее звали Маржери. Он пришел в неистовый восторг и потом написал ей пылкий панегирик. А через неделю, подсчитав свои доходы, вернулся в этот дом с твердым намерением просить руки. Миссис Макнаб благожелательно приветствовала юношу, с сочувственным вниманием выслушала его сбивчивые признания и сказала, что Маржери, разумеется, будет польщена подобным отношением, но сейчас она, увы, занята. Зато хорошенькая малышка Пегги, приехавшая из Девоншира, свободна и с радостью пообщается с ним, пока он ждет Маржери…

От ошеломительного открытия, что Маржери сейчас с кем-то еще делает то же самое, что делала с ним, Уильям сел и с открытым ртом уставился на миссис Макнаб. В себя он пришел, когда появилась Пегги, улыбчивая блондинка со свежим личиком и выдающимися…

– Ай! – Уильям хлопнул ладонью по шее, куда его укусил слепень, и выругался.

Конь замедлил шаг, а когда Уильям обратил на это внимание, то снова выругался, уже громче. Дорога пропала.

– Черт побери! – Голос звучал тихо, приглушенный окружающими деревьями. Вокруг вились мухи; одна укусила коня, который фыркнул и яростно затряс головой. – Давай, вперед! Мы же не могли отъехать далеко? Мы найдем дорогу.

Уильям заставил коня развернуться и направил его по большому полукругу, надеясь срезать путь. Влажная земля бугрилась островками спутанной длинной травы, но была не болотистой. Ноги коня вязли в раскисшем дерне, оставляя глубокие впадины, ошметки грязи и травы взлетали вверх и липли к бабкам коня и сапогам Уильяма. Тем временем светло-серая завеса облаков сменилась тяжелыми рокочущими тучами. Прозвучал слабый раскат грома, и Уильям снова выругался.