Михаил Пинский - Будет день. Городской рассказ

Впрочем, на мой взгляд, этюдность здесь органично соответствует самой идее. Море только-только создало Афродиту. Оно ещё не отпустило совсем богиню, пальцы которой касаются морской пены. Море – стихия необузданная неуправляемая изменчивая дерзкая жёсткая, можно сказать грубая – сотворило совершенство грацию богиню. Грубое создало прекрасное. Фигура богини написана качественно. Всё остальное можно трактовать, как стилистический приём. Стопудовый зачёт с хорошей оценкой обеспечен…

Сие событие следует отметить. Не откладывая дело в долгий ящик, звоню ребятам и предлагаю программу вечернего «культурно-массового мероприятия». Парни горячо поддерживают моё предложение, девочки «в экстазе»…

Полотно я всё же успел повесить вечером, накануне просмотра. Мне отчаянно не повезло с экспозиционным местом. Пока я «копался»: определялся с темой, работал над «Афродитой», все наиболее выигрышные, в плане освещения, места успели забить более расторопные «братья по оружию». Утром, если не появиться яркое солнце мой спаситель, в этом закутке освещение сделается ужасным, точнее никаким и «Афродита» просто не станет смотреться. Померкнет, потемнеет и пропадёт… В общагу я отправился в унылом расположении духа и с дурным предчувствием надвигающегося грандиозного провала…

Мои волнения оказались напрасными. На утреннем, без единого облачка небе, в гордом одиночестве царствовал ослепительный Феб-Аполлон…

Признаюсь, мне было не по себе. Как примут «Афродиту»? Если честно, далеко не все мои сокурсники встретили её с восторгом. Точнее, значительное меньшинство. И то, в основном девчонки. У большинства парней она пиетета не вызвала. Правда, «Афродиту» отметил Валентиныч. Он долго рассматривал работу, потом пожал мне руку и похлопал по плечу, что для меня является равноценным получению Нобелевской премии вкупе со всеми существующими премиями мира…

Вот наконец-то прозвенел звонок на перемену и «народ» пошёл, как, некогда, в эпоху социализма на демонстрацию. Удивительно как наша институтская братия любит подобные мероприятия – хлебом не корми, дай на что-нибудь посмотреть. И никакие смартфоны и айфоны вкупе с «нетом» не конкурируют…

…Тем временем зал наполнялся, но до появления высокого жюри делать здесь было нечего, и я отправился в фойе, выпил кофе, поболтал с ребятами и возвратился в зал.

Я сразу заметил её. Она стаяла со своей сокурсницей темнокожей красавицей, которую в институте называют Чёрная принцесса. Эти две богини стояли возле моей «Афродиты» и обсуждали её! Три грации в одном зале сильно. Почти как у великого Боттичелли…

Стараясь оставаться незамеченным, я подобрался поближе к девушкам…

– …Считаю, полная чушь. – Вынесла она свой уничижительный вердикт. И у меня под ногами закачалась земля.

– А, по-моему, ничего. Выразительно. Композиция отличная и фигура написана великолепно. Какая естественность и пластичность её движения. А какие у неё пальчики! С ума сойти…! А, как написано небо, освещённые солнцем облака, море, волны, пена… И идея кажется присутствует. – С некоторой надеждой для меня возразила ей Чёрная принцесса. – И, вообще, в целом смотрится классно. И модель красивая… Слушай, мне кажется, она на тебя очень похожа. – Принцесса «отсканировала» её критическим взглядом и лукаво произнесла. – Точно, вылитая ты. Всё твоё. И ножки, и лицо, и ручки и… всё остальное. И даже ладони, пальчики точь-в-точь твои… Признайся, ты случайно автору не позировала. Ага, покраснела! Покраснела! Попалась девочка. Ха, ха-ха. – Торжествующе рассмеялась Принцесса.

– Вот ещё. Глупости. Полная чушь. Никуда я не попалась. Скажешь тоже. Мне больше делать нечего, как позировать всяким «любителям древностей». Тем более обнажённой. Особенно для такого «выдающегося шедевра». – Гневно пресекла она Принцессу, и земля… под моими ногами… уже… куда-то… плыла. – Тема, «сама гениальность». Ну, причём здесь Афродита, греки древние? Кому сейчас нужна Афродита? Что других тем нет? Написано неплохо, не спорю. Но это единственное достоинство сего с позволения сказать «произведения». Я вообще не понимаю, как деканат допустил к курсовой подобную дурацкую тему. Стопроцентная дикость и бред…

Мир рухнул. Солнце, ещё минуту назад ослепительно тепло и торжественно заливающее сияющим ярким светом огромные окна зала испугано спряталось куда-то. Всё вокруг сделалось тёмным мрачным и тусклым…

ОНА

ТАК НИЧЕГО

И… НЕ… П-О-Н-Я-Л-А!..

НЕ СМОГЛА!.. НЕТ, НЕ ЗАХОТЕЛА ПОНЯТЬ!

ТОЧНО… НЕ ЗАХОТЕЛА… ОНА ПРОСТО НЕ ЗАХОТЕЛА ПОНЯТЬ!

НЕ ЗАХОТЕЛА ВЗЯТЬ НА СЕБЯ ТРУД СОВЕРШИТЬ РАБОТУ ДУШИ И ПОНЯТЬ МОЮ «АФРОДИТУ»…

А может, у неё и нет души вовсе? Как может скрываться под такой ангельской внешностью такое чёрствое ледяное сердце!? И какое отношение может иметь к искусству человек с таким «бронированным пуленепробиваемым» сердцем? Какое чудовищное несоответствие внешнего и внутреннего.

Я был раздавлен, смятён, распят. Моя божественная солнечная Муза оказалась холодной ужасной безобразной Горгоной. Существом из Зазеркалья – жуткого бездушного параллельного антимира.

Весь остаток этого дня я помню смутно. Помню, что «брёл куда глаза глядят». Помню второсортную забегаловку неподалёку от нашей общаги. Помню каких-то пацанов-строителей и их весёлых разбитных девчонок. Пили много. Чересчур много. Помню, что пытался заняться любовью с какой-то «готовой на все услуги» девчонкой прямо на столе заведения. Потом ничего не помню…

Сегодня впервые после выставки я собрался с силами и поплёлся в институт. И надо же случиться такому гипертрофированному невезению прямо с порога (в фойе) я попался на глаза Валентинычу, от которого услышал о себе «много лестного». Борис Валентинович пребывал вне себя от ярости. Он «с пафосом и гневом» принялся клеймить меня и в конце своей пространной тирады объявил, что это «моей «высокой персоне последнее китайское предупреждение». Дальше «за подобные художества» последует отчисление. Я уныло ответил, что вина моя стопудовая, оправдываться не стану, вилять и юлить не имею привычки, и руководство кафедры поступит правильно, если отчислит меня.

– Эх, друг мой, ну что ты творишь. – Как-то тепло и сочувственно произнёс Борис Валентинович и потрепал меня по плечу. – Ты себя давно видел? Наверное, давно. В то время, когда ещё чего-то соображал… Хм, «ну и рожа у тебя Шарапов». Ну и рожа… В общем, друг мой ситный, давай, приходи в себя, потом побеседуем. Так вести себя нельзя. Ты ведь талантливый человек, а катишься, чёрт знает куда… Ладно, ступай в аудиторию… – Расстроено махнул рукой Валентиныч. – Постой, совсем забыл, после занятий зайди, забери свою «Афродиту» она единственная сиротливо пылится в зале. Смотри, не забудь.