Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг (сборник)

Вздох облегчения прошелестел по просторным покоям. Похоже, бескровной развязкой были довольны как краковцы, так и стрелки дядьки Адама. Только Збыслав все еще скрежетал зубами, да сам Освальд недовольно хмурил брови. Добжинец совсем ослаб и стоял, опершись на оруженосца. Однако гордый шляхтич прилагал последние усилия, чтобы не выдать свое истинное состояние. Садиться и уж тем более ложиться в постель при всех он сейчас не станет.

– Мудрое решение, – Бурцев кивнул рыцарю. – А теперь… Янек, нам пора. Пану рыцарю нужно отдохнуть.

Он открыл тяжелую дверь, выглянул в пустой коридор, стены которого едва освещал свет редких чадящих факелов.

– Лекаря! – громко крикнул Бурцев в гулкую полутьму.

Навстречу ему уже семенил седовласый врачеватель.

– И что теперь? – спросил Янек, когда они очутились на свежем воздухе. Кажется, и он сам, и его дружинники окончательно и бесповоротно признали Бурцева своим новым вожаком. Что ж, тоже какой-никакой, а карьерный рост.

– Будем искать подземный ход, о котором говорил Бенедикт. Освальд прав. Княжну нужно отбить у куявцев. И с этим надо поспешить. Эх, знать бы еще, по какой дороге Казимир повел свой отряд в Легницу.

– Туда ведут две дороги, – проговорил Янек. – Одна через Свидницу, другая через Сродо. Но разделяться нам нельзя. Слишком нас мало – порознь куявцев не одолеть. Придется идти наудачу. Даст Господь – не ошибемся.

За спиной скрипнула дверь. Бурцев резко развернулся, вырывая из ножен меч. Добжинец, конечно, дал слово рыцаря, но вот разъяренный Збыслав, пожалуй, что и может сейчас напасть сзади на врага своего господина. Да и дядька Адам – тоже ведь не благородных кровей. Законы чести этому лесному разбойнику – побоку.

Однако из полутьмы коридора выступил не гигант-оруженосец и не бородатый стрелок, а лекарь Бенедикта. Старик, увидев обнаженное оружие, в ужасе попятился обратно.

– В чем дело? – нахмурился Бурцев. – Почему не у постели раненого?

– Меня снова прогнали, – старый врачеватель растерянно развел руками. – Пан рыцарь в великом гневе и не желает ничего слышать о лечении. Но он очень слаб. Наверное, когда пан Освальд успокоится, меня позовут снова.

– Хорошо, – Бурцев бросил клинок в ножны. – Тогда жди у дверей покоев.

Старик, однако, замешкался на пороге.

– Что еще?

– Мне… э-э-э… Мне нужен человек по имени Вацлав. Я слышал, как пан Освальд Добжиньский, гм… – лекарь помялся в нерешительности, – непристойно ругался и призывал страшные кары на головы Вацлава и всех, кто ушел вместе с ним. Насколько я понял, Вацлав – кто-то из вас?

– Я Вацлав, – кивнул Бурцев. – Что ты хотел?

Старик красноречиво глянул на краковских дружинников. Те деликатно отошли в сторону. Врачеватель подошел ближе и торопливо зашептал в самое ухо:

– У меня послание для кмета Вацлава, который сопровождал э-э-э… некую особу…

– Говори! – прошипел Бурцев. Он с такой силой вцепился в плечо лекаря, что тот поморщился от боли, – Что тебе известно о княжне?

– Я не знаю никаких княжон – Богом клянусь! – глаза старикана расширились от испуга. – Но недавно мне пришлось лечить молодую служанку, которую привез во Вроцлав какой-то рыжий кмет. Она попала в свиту Казимира Куявского и…

– Что с ней стряслось? – встряхнул старика Бурцев. – От чего ты ее лечил?

– Мне сказали, что она случайно поранилась, забавляясь чужим мечом. Но я на своем веку повидал много ран, и готов чем угодно поклясться, что тот надрез под левой грудью девушки появился не случайно.

– Ее… – Бурцев побледнел, – ее хотели убить?!

– Вряд ли, – покачал седой головой врачеватель. – Если б хотели, так убили бы. Тут другое. Сдается мне, она сама вырвала у кого-то из воинов Казимира меч и пыталась покончить с собой.

Бурцев прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Она сильно пострадала?

– Пустяки, – махнул рукой лекарь, – ничего серьезного. Наверное, служанке помешали довести задуманное до конца. Или она сама струсила в последний момент. Просто распорола себе кожу, да по ребрам шкорябнула. Но крови было много, потому меня и вызвали. Казимир встревожился тогда не на шутку, пригрозил даже: мол, если девчонка умрет, следующим на тот свет отправлюсь я. Зато когда князь понял, что девица выживет, он даже наградил меня – целую гривну дал. Уж не знаю я, чего это Казимир так печется о простой служанке, однако рад он был безмерно. А еще под страхом смерти запретил говорить о случившемся кому бы то ни было. Так что я сейчас головой своей седой рискую…

– Ты говорил о каком-то послании, – напомнил Бурцев.

– Вот оно, – воровато оглядевшись по сторонам, лекарь быстро сунул ему в руки клочок смятого пергамента. Поверх мелких черных закорючек (видимо, состав какого-то лечебного снадобья, решил Бурцев) чья-то рука торопливо и размашисто начертала несколько слов буровато-красным.

– Что это? – вопрос был риторическим. Бурцев достаточно хорошо знал цвет крови.

– Когда меня оставили наедине с раненой, – лекарь часто и виновато заморгал, – чернил у нас не оказалось. Зато у меня нашелся пергамент и палочка для смешивания целебных порошков. Девушка писала ею. И… и своей кровью.

– Я бы не позволил, – торопливо добавил старик, увидев, как сжались кулаки собеседника, – но она сказала, это очень важно.

Бурцев кивнул. Это, действительно, было важно. Вообще-то в средние века не каждый дворянин мог похвастаться грамотностью. Но, видимо, предки Василия Бурцева, чью генную память пробудило в нем путешествие в прошлое, были достаточно образованными. И – спасибо праотцам – их далекий потомок – оруженосец-неудачник, который сейчас даже не мог претендовать на рыцарский титул, хоть и не без труда, но все же разобрал кровавый почерк княжны.

«Мой добрый Вацлав, – писала Аделаида. – Казимир добился своего, и я нынче нахожусь в его власти. Князь намеревается отправиться из Вроцлава в Легницу по Сродовской дороге. Возможно, уже там, в Легнице будет сыграна свадьба. Я молю Бога и тебя…»

Все. Больше ничего. Текст обрывался, будто дописать тайное послание дочери Лешко Белого помешали. Наверное, и правда помешали. Но больше ведь ничего и не требовалось. Ясно главное: княжна в беде и взывает о помощи. Не к благородному Освальду, гостеприимство и покровительство которого слишком смахивало на плен. Не к кичливому воеводе Бенедикту – верному слуге Генриха Силезского, который, как и Казимир, водит дружбу с тевтонами. А к нему, безвестному кмету Вацлаву, чьей помощью Аделаида однажды уже воспользовалась. И, кажется, не жалела об этом. Что ж, княжна, ты снова обратилась по адресу… Карманов на доспехах не было, а потому Бурцев после недолгого раздумья сунул пергамент лекаря в омоновский берц. Место хоть и не самое лучшее для послания от дамы сердца, но зато надежное. Особенно если покрепче затянуть шнуровку.