Евгений Красницкий - Сотник. Так не строят!

Так с кем же теперь вы того зодчего сравните? Подождите-подождите, что-то знакомое видится: рубаха грязная, в смоле, глине или извёстке, на ногах опорки разбитые, в руках топор или кельма, на голове чёрт-те какой малахай, выражается отнюдь не благостно, да и пахнет временами от него не ладаном церковным… Чинарика на губе, правда, нет, ну так табак из Америки не завезли ещё. Прошу любить и жаловать: зодчий. Как его звать, бог ведает, от всей домонгольской истории сохранилось всего четыре имени: Пётр – строитель собора Юрьева монастыря в Новгороде, Иоанн – строитель собора Ефросиньева монастыря в Полоцке, Коров Яковлевич – строитель Кирилловской церкви в Новгороде да Пётр Милонег – строитель стены Выдубецкого монастыря в Киеве. И всё – не считали нужным летописцы увековечивать имена строителей. Вот заказчиков-князей – сколько угодно.

Так это и сейчас точно так же. Преемственность традиций, хе-хе. Первый после бога на стройке, как капитан на корабле. Помните, чуть выше я писал, что в теле одного-единственного старшины строительной артели вынужден был уживаться целый стройтрест? Так вот, главным в этом общежитии оказывается, как ни крути, прораб. Колёсики должны вертеться. Вот только шитого золотом мундира, в отличие от корабельного капитана, ему не выдали. Нет в жизни справедливости!

Ну, нет и нет, в конце концов, никто ведь не обещал, что будет легко и пряников хватит на всех. Тот же старый мудрый прораб из моей юности говаривал: «У верблюда два горба, потому что жизнь борьба». Такая вот философия. В общем, задумывалась книга о зодчих двенадцатого века, вопросах управления и альтернативной истории, а получилась Ода Прорабу.

Да нет, наверное, не прорабу, а простому человеку, внезапно осознавшему, что он не один на свете, не единица, голос которой, по меткому выражению Маяковского, «тоньше писка», а часть огромной общности, именуемой «страна», «государство», «империя», а чаще всего просто «МЫ» и «НАШИ».

Когда я писал эту книгу, часто вспоминал рассказ моей бабушки о 22 июня 1941 года. Ей на всю жизнь врезался в память грохот сапог по лестнице – мужики, услышав, что началась война, бежали в военкомат. Сами, не дожидаясь повесток. Самые обычные люди: рабочие, школьный учитель, портной – все, кто жил в подъезде четырёхэтажного дома на рабочей окраине тогдашнего Калинина.

В жизни любого есть момент истины – осознание принадлежности к этой общности, и к каждому он приходит в своё время. Вот и к моим героям придёт в свой черёд. Кондратию Сучку суждено изумиться тому, что не просто крепости и терема он строит – создаёт Державу. Да не просто изумиться – испугаться этого, перестрадать и принять, и этим изменить себя.

И другим героям не избежать того же. Всем предстоит узнать, что страну строим МЫ – каждый на своём месте, и защищаем её тоже МЫ. Не шестикрылые серафимы с нимбом вокруг малопочтенного места, не герои-одиночки, не великие императоры – мы все. И каждому предстоит сделать выбор: стать частью этой общности и жертвовать своими интересами ради Отечества или остаться тем, чей голос тоньше писка. Мои герои выбрали.

Выбрали-то они выбрали, но что? Понятно, строить – работа у них такая, но вот что строить? Государство – это слишком общее понятие и приложить его к процессу непосредственно строительства трудно. Однако попробуем.

В Китае есть легенда о Первом Императоре. Что он такого сделал, что так прославился? Дамбу построил во время наводнения и тем людей спас, и смог накормить, ибо плодородный ил оседал на полях. И в Древнем Египте мы такую легенду наблюдаем. А вот в Древней Греции и Риме – наоборот, герои строят стены и рыночные площади.

Вот что общего между дамбой, крепостной стеной и рыночной площадью? Правильно – это центр, альфа и омега жизни конкретной общины. Без дамбы у древних китайцев и египтян банально жрать нечего будет, стало быть, надо их содержать в порядке и обновлять постоянно, а в одиночку этого не сделаешь – вот и объединяющий центр. Греки же и римляне не могли жить без стен – элементарно вырежут любимые соседи, а на рыночной площади не только торговали туниками, оливками, вином, баранами и прочими необходимыми для выживания вещами, но и решали вопросы жизни и смерти для своего полиса, а также более мелкие, но не менее важные: сколько податей брать, где селиться кожемякам, рыбникам и прочим специалистам вонючих ремёсел и кого поставить надзирать за канализацией – самоуправление называется…

Вот и Кондратий Сучок строит крепость и терем, а мечтает построить храм, и так получилось, что между княжьим теремом и главным храмом княжества располагалась в стольных городах Руси та самая торговая площадь, и вече имело обыкновение именно на ней и собираться. Вече – это глас и воля земли, без которой верховная власть ничто: «Без нас, княже, решил – без нас и верши!» И мой герой создаёт место, где эта объединяющая воля обитает.

Может, кого-то такое положение вещей и оставит равнодушным, но плотницкий старшина Сучок не таков. Он же не просто крепость с теремом в этой книге строит – он городок заложил, где, как строения, потихоньку, по камушку, по брёвнышку, начинают произрастать законы жизни общины, за которые ему и жизнь отдать не жалко, ибо община эта для Сучка своя. И законы свои.

А ещё мечтает он создать храм, какого не видывали в целом свете. Может, и построит, хоть сразу у него каменный цветок и не выйдет, но в процессе создания очередной чаши предстоит зодчему Кондратию понять, что ни одиночкам, ни, тем паче, разрушителям зримый символ единства не нужен – только Державе.

Вот такой, понимаешь, компот из бытия и сознания!

Нечаянная дружба с обозным старшиной ратнинской сотни Серафимом Ипатьевичем Буреем и любовь к его соседке, вдове ратника Алёне, настигли Сучка, почитай, одновременно. Началось всё по весне, едва половодье спало, у забора Алёниного подворья.

Едва отойдя от стремительного превращения из уважаемого мастера в закупа и переноса из славного на Руси града Новгорода-Северского в затерянную в полесских болотах дыру под названием Ратное, плотницкий старшина, угодивший в закупы вместе со своими людьми из-за собственного склочного нрава, озаботился тремя вопросами: как жить дальше, чем бы промочить горло и кого бы… Ну, насчёт баб, короче.

С первой задачей всё обстояло более-менее просто: работать предстояло на родню заимодавца – туровского купца Никифора. Если по-хорошему рассудить, то грех на судьбу обижаться, могло получиться и хуже. Родня Никифора оказалась, во-первых, самой высокой кочкой на здешнем болоте: сотник латной конницы – это вам не голым гузном ежей в лукошке давить, во-вторых, щедрой и не злобной. Зато с придурью.