Андрей Колганов - Жернова истории

— Ты что сопли распустил! — зашипела она, как дикая кошка. — Или ты не мужик вовсе?! — В этом состоянии она была чудо, как хороша. На щеках румянец, волосы растрепались, глазищи карие сверкают, как топазы темно-коньячного оттенка. Искренне любуюсь ею, несмотря на совершенно не подходящие для этого обстоятельства.

— Пошел вон, размазня! — этот крик отрезвляет, и заставляет оторваться от любования моей комсомолкой. — И не появляйся мне на глаза, пока не научишься вести себя по-мужски!

Вот это называется — влип! Сопли я, конечно, фигурально выражаясь, подобрал. Но дальше-то что делать? От полного отчаяния совершаю два поступка. Во-первых, выстояв со второго захода очередь на биржу труда, регистрируюсь как безработный. Во-вторых, в секретариате председателя ВСНХ записываюсь на прием к Дзержинскому. Ничего так, по-божески. Через два с половиной месяца подойдет моя очередь.

В отчаянии вспоминаю про свой Зауэр. Нет, вовсе не затем, зачем вы подумали. Как бы я ни был плох, но до суицидальных намерений еще не докатился. Решаю просто пойти в тир, пострелять, хоть немного отвлечься.

В динамовском тире у барьера двое стрелков. Один кажется мне чем-то знакомым. Старенькая потертая кожаная куртках, кожаная шоферская кепка, в руках два Люгера… Ну, точно, он. «Дед»!

— Здравствуйте, дедушка! — что-то подтолкнуло меня немжно съерничать.

«Дед» резво оборачивается, «срисовывает» меня взглядом…

— А, Виктор Валентинович! — приветствует он меня, нимало не смущаясь моей подколкой. А, впрочем, как же мне еще к нему обращаться, раз имени своего он так и не назвал? — Здравия желаю. Ну, как ваши успехи?

Мне сейчас не до демонстрации успехов, но и отказываться причин не вижу.

— Если освободите место у барьера, постараюсь продемонстрировать.

Повинуясь жесту «деда», второй стрелок вместе с ним отходит в сторону. Чувствую, как моя кровь потихоньку закипает от впрыснутого в нее адреналина. Зауэр вылетает из кобуры, левая подхватывает рукоять снизу, глаза цепляют мишень… Бах! Бах! Бочком, бочком в сторону… Еще выстрел, еще — уже по следующей мишени…

Выкидываю опустевшую обойму прямо на пол, не переставая двигаться приставными шагами, всаживаю в рукоять следующую, и снова под сводами подвала динамовского тира раскатисто звучат выстрелы…

— Ну, что же, — выдает свое суждение «дед» после осмотра мишеней, — коли будешь тренироваться, то, может, и выйдет из тебя толк. — И тут же, без перехода. — А что невесел? Или иной похвалы ожидал? Так ее еще заслужить надо.

— Не в похвале дело, — качаю головой. — Без работы остался. И другой пока не предвидится.

— Что ж так? И Красин не помог?

Про Красина-то он откуда… Впрочем, учитывая его предполагаемую ведомственную принадлежность, pourquoi pas?

— Красин тоже под богом ходит, — отвечаю.

— Вот даже как… Все равно, нос не вешай. И вспоминай почаще, что под лежачий камень вода не течет. Найдешь ты работу по себе. — «Дед» говорит уверенно, как будто и вправду знает, что работу я ищу не абы какую, а чтобы иметь возможность исполнить то, что намеревался. А «дед» продолжает:

— Ты сначала пойми, чего ты хочешь, и с чем к людям пойдешь. Тогда, может, что-нибудь и получится. Когда ясно станет, к чему ты для людей годен.

Весь вечер я прокручивал в голове эти немудрящие слова. А ведь «дед», по большому счету прав. Главная-то сила моя не в должности, а в людях. Только с людьми и через людей можно воплотить хотя бы что-нибудь из моих замыслов. Но пока… Более-менее человеческие отношения у меня установились лишь с Лидой Лагутиной, да с Лазарем Шацкиным. Но и то, с Лидой вон как вышло. Гляди-ка, ведь единственное мое дело, которое хотя бы как-то движется, оно ведь как раз на Лазаре и держится. И на его комсомольцах. Сам-то ведь пока мелкими интрижками пробавлялся. Ну, пусть не мелкими. Но чтобы закрепить достигнутое с их помощью, нужно, что называется, «идти в люди». Вот только в эти «люди» с улицы не особо и пойдешь…

Дьявольщина! Что же делать? Тупик…

Когда читаешь про безработицу, или видишь очередь на биржу труда, или даже смотришь в растерянные глаза сотрудников, попавших под сокращение — это одно. Когда сам не можешь найти работу, простаиваешь многочасовые очереди, чтобы отметиться на бирже труда и получить крохи пособия по безработице, когда начинаешь считать копейки и экономить на всем — это совсем другое.

Впрочем, совсем отчаянным мое положение назвать было нельзя. Отец Лиды, как и обещал, все-таки подкинул одну работенку с переводом. Какой-никакой, а заработок. Да и Рязанов помог. Несколько лекций, прочитанных по его протекции, не так уж давно помогли мне заработать на покупку пистолетов в Берлине. И теперь он не оставил меня в беде. Хвалил даже, за мое изложение студентам основ метода К.Маркса в «Капитале».

— Вот бы вам с Рубиным встретиться! — восклицал он. — Такого знатока метода Маркса еще поискать. Но как я не бьюсь, но пока Исаака Ильича из рук ОГПУ выцарапать не удается. Чертов позёр! И надо же было ему изображать активную политическую деятельность Бунда! Ах, как жаль! — и тут же, снова обращаясь непосредственно ко мне, — А вы бы не согласились читать у нас в Комакадемии лекции на постоянной основе? Зарплата у нас, конечно, не такая большая, как на руководящей должности в наркомате, но уж всяко лучше, чем прозябать на бирже труда!

Пойти, что ли, к Рязанову? Раз уж он о моих знаниях по методу «Капитала» так хорошо отзывается, и к себе прямо заманивает. Но ведь с преподавательской должности мои задумки будет осуществлять не так уж и легко. Хотя… Лишней преподавательская работа не будет. Ведь здесь — молодежь. Плохо только, что не умею я легко с людьми отношения налаживать. Вон уже сколько студентов подходили ко мне после лекций, интересовались, спорили, — а ни с одним прочные контакты не завязались.

Нервы мои после первых двух недель горячки, последовавшей за решением уволиться из наркомата (о котором я уже десять раз успел пожалеть — а вдруг страхи были напрасны и все бы обошлось?), успели немного успокоиться. Поэтому вечером сижу перед раскрытым блокнотом и подвожу итоги. Ну, и что же мне удалось сделать более чем за год моего пребывания здесь? С одной стороны, вроде и немало. Смотрите:

— Провал восстания в Германии обошелся меньшей кровью (не было боев в Гамбурге);

— Не удалось предотвратить, но удалось свернуть партийную дискуссию в конце 1923 года;

— Ликвидирован пост генерального секретаря ЦК, а занимавший его Сталин стал председателем Совнаркома;

— Раньше, чем в моем времени, ликвидирован пост генерального секретаря ИККИ, и Зиновьев лишился этого поста;