Андрей Колганов - Жернова истории

Итог был довольно печальный. Кто-то накатал телегу в райком РКСМ, где, помимо всего прочего, утверждалось, что сцепившийся с Володькой партийный был послан не сам по себе, а вкупе со всей партией. В результате Трындина вызвали на райком и вынесли решение об исключении его из комсомола.

Узнав об этом, Лида Лагутина буквально взорвалась:

— Сволочи! — выкрикнула она.

— И я говорю — сволочи там, в райкоме, засели! — громко поддержал ее кто-то из собравшихся в аудитории.

— Нет, вы тут все сволочи! — буквально заорала Лида. — Вас же при этом разговоре не один десяток присутствовал! А теперь что — моя хата с краю, я ничего не знаю? Ни одна зараза не пошла в райком своего товарища отстаивать! А донос накатать — так умельцы нашлись?!

В ответ аудитория взорвалась криками, по сравнению с которыми предшествующий шум мог бы сойти за тихий шелест ветра.

Именно в этот момент в аудиторию вошел лектор. Д.Б.Рязанов был поначалу ошарашен этим невообразимым шумом и гамом. Однако сбить с толку партийного деятеля с многолетним дооктябрьским стажем было не так-то просто. Вскоре Рязанов как-то незаметно для присутствующих превратился едва ли не в ведущего этого импровизированного собрания.

Это, конечно, не означало, что в аудитории установилась тишь и благодать. Завести ребят-комсомольцев было проще простого, а вот утихомирить — гораздо сложнее. Самые горячие головы уже начали орать, что надо всем скопом идти в райком и свергать засевшую там шайку бездушных бюрократов.

— Э, погодите! — кричала Лагутина, стараясь перекрыть вопли собравшихся. — Сначала надо Володьку Трындина выручить, а потом уже свергать!

Рязанов, уже более или менее разобравшийся в ситуации, не очень громко, но весомо произнес:

— А ведь девушка права. Сначала, действительно, товарища надо выручать, а потом строить грандиозные планы революционного переворота в райкоме РКСМ. Бюрократов турнуть — это дело хорошее, только о товарище своем забывать совсем не годится.

Лида, вдохновленная поддержкой такого авторитетного товарища, сразу взяла быка за рога:

— Так, надо немедля писать протокол комсомольского собрания, и чтобы каждый, кто присутствовал при том самом разговоре, рассказал, как на самом деле все было. Примем протокол, свидетели подпишутся — и с этой бумагой сразу в райком.

— Вот это деловой подход, — подхватил Д.Б.Рязанов. — Надо выбрать секретаря собрания, пусть он займется протоколом, на следующей перемене все оформите, подпишете, и пойдете заступаться за вашего комсомольца, у которого язык впереди головы бежит. А сейчас — приступим к лекции. Революционный порыв масс — это великолепно, но и об учебе забывать не следует!

После лекции вместе с Лидой подхожу к Рязанову:

— Давид Борисович, — улыбается она, — позвольте вам представить Виктора Валентиновича Осецкого из Наркомата внешней торговли. Нашу практику в Рабкрине мы проходили именно у него. Он очень хотел с вами познакомиться.

— Осецкий, Осецкий… Это не вы скандалили с Лениным в Брюсселе в 1912 году? — интересуется Рязанов.

— Было дело, — смущенно соглашаюсь я, протягивая ему руку. После рукопожатия поворачиваюсь к Лагутиной и говорю:

— Вот, Лида, а Давид Борисович, наверное, с тобой согласится.

— В чем? — почти синхронно воскликнули мои собеседники.

— В том, что обе стороны дискуссии — дураки.

Давид Борисович хитро прищуривается:

— Эх, молодость, молодость! Это ведь вы тут всех завели сегодня? Ну, дорогая, от меня-то вы вряд дождетесь употребления подобных выражений в политических дебатах. Правда, иной раз так и подмывает завернуть что-нибудь эдакое… — Рязанов вздохнул и добавил — Одно могу сказать точно: присоединяться ни к той, ни к другой компании в нынешней дискуссии у меня большого желания нет.

— Скажите, пожалуйста, — перехватываю инициативу в разговоре — а вам уже удалось получить фотокопии «Немецкой идеологии» и «Grundrisse der Kritik der politischen жkonomie»?

Рязанов смотрит на меня с нескрываемым удивлением. Пожалуй, сейчас лишь считанные люди знают о самом существовании первой упомянутой мною рукописи, а тем более — о ее названии. Про «Grundrisse…» те, кто серьезно занимался с «Капиталом», конечно, знают, но вряд ли эта рукопись всерьез интересует больше, чем несколько десятков человек. И эти люди в большинстве своем Рязанову известны. Да и о самом намерении Рязанова заполучить для возглавляемого им института фотокопии рукописей Карла Маркса и Фридриха Энгельса, хранящихся в Архиве СДПГ, было не так уж много осведомленных.

— К сожалению, молодой человек, — после некоторой паузы отвечает Давид Борисович, — пока только идут переговоры c Vorstand'ом германских социал-демократов об организации фотокопирования. Но, во всяком случае, «Немецкую идеологию» мне удалось найти в личном архиве Бернштейна и уломать его передать рукопись в Архив СДПГ. Ну, а тетрадки, составляющие «Grundrisse…», там всегда лежали.

Рязанов снова внимательно посмотрел на меня и осведомился:

— А чем вас, собственно, молодой человек… Виктор Валентинович, так ведь? — интересуют эти рукописи?

— Ну, как же! — с энтузиазмом восклицаю я. — Проследить становление марксистского метода, проникнуть в творческую лабораторию Маркса, в которой создавался «Капитал»… Разве это не заманчиво для любого настоящего марксиста?

— Это, конечно, похвально, — кивнул директор Института Маркса-Энгельса, однако не удержался от некоторого ехидства, — но что-то вашей звезды на марксистского небосклоне дотоле не было заметно.

— Я, конечно, далек от того, чтобы равнять себя с Каутским или Гильфердингом, да даже и с Бухариным. Теоретических трудов за мной тоже не числится, как вы верно подметили, — чуть наклоняю голову в знак признания превосходства моего собеседника. — Однако это не мешает мне в меру своих скромных способностей постигать марксистскую премудрость. Сейчас я как раз пытаюсь разобраться с проблемами капиталистического цикла, изложенными в «Теориях прибавочной стоимости». Что-то мне кажется, что современный капиталистический цикл преподнесет нам некоторые сюрпризы…

Рязанов, похоже, благосклонно отнесся к моей заинтересованности, потому что, особо не раздумывая, предложил:

— А приходите-ка вы, Виктор Валентинович, ко мне в институт. Поговорим в подходящей обстановке. Сейчас вынужден извиниться — совсем не располагаю временем, ибо спешу на занятия в Социалистическую академию.

На том мы и распрощались.

Через день в Москве открылась XIII партконференция (проходившая с 16 по 18 января 1924 года). На нее не было избрано ни одного оппозиционного делегата с решающим голосом. Лишь несколько оппозиционеров, как члены ЦК РКП (б), присутствовали на ней с совещательным голосом. Однако, в отличие от моей реальности, на партконференцию пришел и выступил Троцкий. Да и мой новый знакомый, Д.Б.Рязанов, так же собирался выступить там с речью. На этот раз я все же постарался раздобыть гостевой билет и смог судить о происходящем не по одним лишь газетным отчетам.