Александр Конторович - Реконструктор

— В нем есть и кое-что, относительно тебя. Есть хорошие новости — ты теперь старший стрелок, обершютце. Сиди-сиди… Есть и менее приятные новости. Твое пребывание здесь закончено, и получено предписание прибыть к дальнейшему месту службы.

— Осмелюсь спросить, герр лейтенант, куда же?

— Четыреста пятый гренадерский полк сто двадцать первой пехотной дивизии. Теперь этот полк станет твоим домом.

— Так точно, герр лейтенант!

— Скажу откровенно, Макс, я этому рад. Ты не хочешь знать, почему?

— И почему же, герр лейтенант?

Он некоторое время вертит в руках карандаш.

— Ты хороший солдат. Опытный и прекрасно подготовленный. Но товарищи по роте, тебя не очень-то… любят. Уважают, да. Но не любят. Они опасаются чего-то того, что сидит в глубине твоей памяти. Этих внезапных вспышек агрессии, твоей непонятной тяги к рукопашным схваткам… да мало ли, что там ещё запрятано?

— Но, герр лейтенант! — приподнимаюсь я с места.

— Сиди! Я не всё ещё сказал!

— Слушаюсь!

— Так вот, Макс — я так не думаю. Но все-таки, фронт — самое лучшее для тебя место, поверь мне. Поверь старому солдату, видевшему много крови. Ты — боец. И место таким людям — фронт. В тылу эта, не находящая выхода агрессия, ни к чему хорошему не приведёт…

И я снова шагаю по дороге.

На этот раз, полностью вооруженный и экипированный. С положенным пайком и командировочным предписанием. Моя дальнейшая судьба теперь совершенно ясна — 405 гренадерский полк, там меня уже ждут.

А в голове все время вертится фраза, сказанная мне тем самым русским.

— Привет, Макс! Сапоги не жмут?

Кто он? И почему я его понимаю так хорошо?

Два дня спустя.

Расположение 405 гренадерского полка 121 пехотной дивизии.

— Осмелюсь доложить, герр обер-лейтенант! Старший стрелок Макс Красовски, прибыл для дальнейшего прохождения службы, согласно предписанию! — протягиваю пожилому штабному офицеру свои бумаги.

— Прибыл? — он неторопливо раскладывает на столе документы. — Так… после ранения. Частичная потеря памяти, годен к строевой службе без ограничений? Это как? Ты что — совсем ничего не помнишь?

— Никак нет, герр обер-лейтенант! Не помню только прошлого. Все, касающееся сегодняшнего дня, понимаю и запоминаю.

— Так. Хорошо. О тебе хорошо отзывается твой командир взвода, да и старшего стрелка дали не за просто так. Ну что, Красовски! Такие солдаты нам нужны!

Он снимает трубку полевого телефона и несколько минут о чем-то разговаривает с невидимым собеседником. Всё это время я стою навытяжку около стола. Кивнув, офицер опускает трубку.

— Вот и все, Макс. Приблизительно через час, тут будет транспорт из твоей будущей части, с ними и поедешь. Второй батальон, пятая рота. По прибытии на место доложишься командиру второго батальона, майору Рихарду Бочентину. Хотя нет… он сейчас вызван в штаб… Ладно, отправляйся прямо в свою роту, передашь бумаги исполняющему обязанности командира роты — лейтенанту Карлу Морту. Свободен!

— Цу бефель, герр обер-лейтенант!

Щелкаю каблуками, поворот через плечо, и под моими сапогами скрипят половицы. Дверь, крыльцо — теперь можно присесть и передохнуть. С мыслями собраться. Это пока ещё не передовая, полк расположен в тылу, идет пополнение личным составом. Стало быть, завтра мне фронт ещё не грозит. Да и послезавтра — тоже. А отчего-то я туда совсем не хочу. Проклятый сон… он приходит ко мне каждый день! Мы дружески разговариваем с тем русским, я даже знаю его имя и фамилию — Григорий Чуков. Похоже, что мы знакомы не первый день, он относится ко мне как к старому приятелю. И беседуем мы с ним о каких-то вещах, которые я должен хорошо знать. Должен, но не знаю. Но как такое вообще может быть?

— Вот тогда Митрич мне и говорит — мол, не выделывайся, дура! Лучше о своем будущем подумай, война ведь, и мужиков — наперечет!

— Да уж лучше всю жизнь перестаркой проходить, чем с таким вот охламоном женихаться!

Оборачиваюсь.

За невысоким заборчиком из жердей (плетень?) проходят две молодые девушки. Закутанные в платки, лиц почти не разобрать. Только по голосам и можно предположить их возраст. Подхожу ближе и прислушиваюсь.

— Так и впрямь же, война на дворе. Что дальше будет-то?

— А кто ж его знает? — печально отвечает собеседница. — А вот только думаю, что ждать надо… Не может же всё так плохо быть?

Под моей ногой хрустит щепка, и обе девушки оборачиваются.

— Ух ты, немец! Поди и слышит всё?!

— Да и черт с ним! Они же по-нашему — совсем не бельмеса! Такому, хоть что говори, только и кивает. Вот жрать потребовать — тут они первые! И как только их зенки не повылазили до сих пор? А его сейчас и обругать могу — ничего не поймет, лишь бы я при этом улыбалась.

— Рисковая ты, Машка! Смотри — так и обжечься можно!

— Можно, — говорю я. — И даже быстрее, чем вы думаете.

Судя по тому, что обе девушки мгновенно замолкают и бледнеют, сказал я правильно. Во всяком случае, они все поняли.

— Осторожнее надо быть, фройляйн! — укоризненно покачиваю головой. — Не надо считать всех наших солдат совсем уж глупыми…

Топот ног — и обе девушки стремглав исчезают за углом ближайшего дома. А я стою на месте и пытаюсь переварить в своей голове происшедшее. Так я не только понимаю русский язык, но и говорить на нем могу? Ничего себе открытие…

Ожидаемый мною транспорт, прибыл только через час. Обыкновенная телега, с сидящим на ней хмурым солдатом. Мы вместе погрузили туда какие-то ящики, и возница хлестнул лошадь вожжами. Телега неторопливо двинулась по раскисшей дороге. К разговорам мой попутчик расположен не был, на все вопросы бурчал что-то невразумительное, и я прекратил свои попытки. Мы медленно тащились по неприветливому лесу. Оглядываясь по сторонам, я замечал следы недавних боев, брошенные окопы, сгоревший грузовик, воронки, оставленные снарядами. Совсем недавно тут грохотали выстрелы и люди в военной форме остервенело резались друг с другом. Мне даже кажется, что я и сейчас слышу эхо недалеких выстрелов и гранатных разрывов. Всё это вскоре ожидает и меня. Казалось бы, чего переживать по этому поводу? Война — естественное дело для солдата. Всё так. Но что-то меня гложет. Почему-то начинают жать сапоги, и тесной становится шинель. Что же это? Не понимаю…

Примерно через час, деревья поредели, раздались в стороны, и мы выехали на открытое место. Возница оживился и хлестнул понурую лошадь. Телега резвее покатила к видневшимся невдалеке домам.

— Тебе туда! — ткнул кнутовищем в сторону отдельно стоящего дома возница. — У герра лейтенанта сейчас обед, так что он будет там очень скоро.

В противовес моему взводному в маршевой роте, Карл Морт оказался розовощеким, пышущим жизнью, весельчаком. Прочитав мое предписание, он только хмыкнул и небрежно отложил его в сторону.