Александр Сергеев - Если ты умер[СИ]

Старые корпуса еще советской постройки, всего пять лет назад подвергшиеся реконструкции и перепланировке, все так же возвышались на холме, вдали от ближайших поселений. Даже оживленное шоссе, связывавшее Воронеж с Москвой — осталось в стороне. Несмотря на безобидное название, данное по старой традиции присваивать важным объектам самые обывательские наименования, занимался этот центр вещами отнюдь не безобидными. Отчасти, его исследования действительно касались разнообразных культур. Вот только сельскому хозяйству пользы от них не было ни на грош. Здесь разрабатывались штаммы самых агрессивных вирусов, которые модифицировались в заданном направлении, а именно — максимально убойном. Вырабатывались и вакцины, против них же, а так же прочих, потенциально опасных, так что кое-какой прибыток от НИИ был. Данный центр был выбран не случайно, его глубокие подвалы, с заложенным еще в годы холодной войны бомбоубежищем, стали отличной основой для главного из проектов. Небольшие доработки, в виде шлюзовых камер и "чистого цеха", фильтровентиляционных установок, заточенных на то, чтобы не выпускать ничего изнутри, дополнили картину.

Охраной данного комплекса занималось полугосударственное охранное предприятие, под ведомством депутата Харонова. В общем достаточно серьезно, чтобы справиться с более-менее серьезным нарушителем, но на боевое подразделение никак не тянет, а значит и внимания игроков с мировой арены не привлекает.

Сейчас двое профессоров склонились над телом, по всем признакам бывшего трупом уже более суток. Все подключенные к телу датчики показывали только одно — бесповоротно и окончательно мертв. Пульс отсутствует, дыхание на нуле, температура — комнатная.

— Ну и что дальше, сударь? — ехидно осведомился более старый из них. В свои шестьдесят пять лет, он давно должен был бы уйти на пенсию, однако любовь к науке для него была всем. Даже семья отступала, когда он работал, смирившись с его периодической временной недоступностью.

— Ничего не понимаю, — пробормотал его коллега, профессор Покровский. — Оно же работало.

Что было, то было — у него до сих пор стояла на столе клетка с дохлым хомяком, точнее с тем, что когда то было хомяком. Сейчас же это было мелкое чудовище, грозящее угробить любого соразмерного ему оппонента. Впрочем зевать не стоило и людям — пару раз его зубы клацали у самого пальца очередного любопытного. Счет желающих поджарить мелкую тварь шел уже на десятки. Но профессор даже мысли такой не допускал, поскольку именно данное страшненькое создание стало его билетом к долгожданной разработке, грантам и персоналу. На совете, он живописал перспективы внедрения подобной технологии в армии — бойцы не погибающие окончательно в случае смерти, устойчивые к любым воздействиям, а так же не нуждающиеся в отдыхе, сне и пище, и на сладкое — еще и идеально исполнительные. Все вроде прошло как нужно. Установка большего размера была построена, технология соблюдена… но… Их подопытный, находившийся в состоянии клинической смерти, когда его забрали из больницы, и о котором за два месяца не осведомился никто, вроде бы перешел за грань, по прежнему не выказывал никакого желания пробуждаться ни в живом состоянии, ни тем более в мертвом.

Сойдясь во мнении, что эксперимент будет разбираться поэтапно завтра, распустив сотрудников и заперев образец в боксе, коллеги сердечно попрощались:

— Ну что, старая вы шляпа, провалился ваш сеанс некромантии! Хе-хе, — сухо закашлял старик, — может стоило сначала проверить идеи на шимпанзе?

— Отстань, Семеныч, — отмахнулся руководитель проекта, — сам же знаешь, что все правильно было.

— Откуда? Ты же отказываешься объяснять технологию! Максимыч, бом-брамсель тебе в дышло, это же классический черный ящик! Я знаю что мы подаем на вход, но я понятия не имею КАК оно работает. Откуда я могу знать, что все правильно?

— Давай это оставим, Василий. Мы это уже обсуждали. Я и сам не очень хорошо в этой технологии разбираюсь, так что… Но я уверен, что схема верная!

— Ладно, старый хрыч, завтра продолжим. Меня внучка линчует, если я и сегодня пропущу ее репетицию.

— Да иди ты, — уже беззлобно отозвался Петр Максимович — сам то старше меня на сколько!

— Я не старше, — наставительно поднял палец вверх Василий Семенович, — я выдержаннее!

Побренчав ключами в кармане, он выудил оттуда сниску с нужными, отпер старенькую Ниву, на прощание махнул коллеге рукой и покатил в сторону проходной. Тот недолго посмотрел ему вслед, пошел к своей машине, и на полпути обнаружил, что ключи от нее, как обычно, в его пиджаке, который остался в кабинете, а сам он по извечной рассеянности — по прежнему в халате. Мысленно выругавшись, он развернулся и пошел в свой собственный кабинет. Убедившись, что все остальное в порядке, Петр Максимович направился к выходу, мимоходом бросив взгляд в камеры наблюдения, чтобы проверить везде ли выключен свет и как натолкнулся на стену. Камера в боксе отчетливо показывала, что подопытный стоит, и более того — ощупывает дверь. Забыв обо всех планах на вечер, ученый бросился вниз, как школьник прыгая сразу через две-три ступеньки.

Первое впечатление — голоса. Они спорили. Рассуждали о каком-то эксперименте. Кажется это связано со мной. Редкие мысли как будто вязнут в патоке.

Провал.

Тишина, не ощущаю своего тела. Однако перед глазами буквально горит что то вроде радара, на котором виден десяток огоньков. Они далеко. И два поближе. Один из них удаляется. Каким-то образом, я знаю что это живые. Странно, хоть я и не чувствую тела, но точно знаю, что оно у меня есть. Попытка открыть глаза ознаменовалась частичным успехом. С одной стороны, теперь что-то вижу. С другой — совершенно не так, как привык. Еще одна странность в копилку, откуда я могу знать как надо, если ничего о себе не помню? Не важно. Сейчас не важно. Отчетливо вижу каждую мелкую пылинку вокруг, каждую трещинку, но при этом абсолютно не различаю цветов. Хотя источник света наличествует, списать на ночное зрение не выйдет. Опять вопрос — откуда я об этом знаю?

Решив, что такие вопросы решать буду позднее, попробовал встать. Поднимаю руку, с звонким "дзанг" освобождаю ее. Вот как, оказывается я был еще и лишен возможности шевелиться. Освободившись от оков окончательно, я взглянул на них. Металлические полосы шириной в пару пальцев, обтянутые изнутри мягким пластиком. Не выдержали проушины крепления. Неслабо. Взглянув на руки, я ожидал увидеть как минимум гематомы. Никаких следов. Однако что-то с этими конечностями было странное. Не очень похоже на кожу. Опаньки. Вот это уж точно не человеческие ручки. Таких когтей у нормальных людей точно не бывает — кончики пальцев оканчивались недлинными, в пару фаланг, когтями. И слухом, судя по всему меня так же не обделили, во всяком случае, даже едва слышное гудение нити накаливания в лампах слышалось отчетливо, но что странно, мои собственные передвижения происходят абсолютно беззвучно. Не скрипнет под ногами мелкий песок, не шуршит кожа о бетон под ним.