Сергей Калашников - Своё никому не отдам

Собственно, скорость хода коровы и задавала темп движения, поскольку остальные ехали верхом. Где шагом, где неспешной рысью, до места добрались ещё до того, как просохла роса. А тут уже мужик незнакомый литовкой машет и у старого балагана стоит короб с заплечными лямками — не иначе, помощник пришёл.

Освободившихся лошадок конюх увёл обратно на подворье, а Гриц быстренько наладил литовку и пристроился следом за косарём. Пока лежит роса, травёшка мягче. Чуть погодя за ним встала Наташка, а там и Милена, привязав корову на длинную верёвку, пошла размеренными взмахами валить лесное разнотравье.

На узких полянах особенно-то не разгонишься, тем более, на опушках приходилось пяткой срубать вылезший из зарослей кустарник и молодую древесную поросль, отбрасывать сухие ветви, отломанные от стволов снегом или ветром. Тем не менее, обогнала всех матушка его любезной, а потом и сама любезная попросила и Гришу и неведомого помощника уступить ей дорогу. Чуть погодя пятки мужчины оказались в опасной близости от косы царевича, и он тоже попросил пустить его вперёд.

Улыбнулись друг другу и поменялись местами. А чуть погодя мужчина ушел к стану и загремел там посудой. Оно и хорошо. Когда солнце начало припекать, каша поспела, смородиновый лист заварился и, извлеченный из родника, чайник с напитком был прохладным.

Сели кружком вокруг котла, выпили по глотку курного вина, довольно крепкого, а потом вычистили посудину деревянными ложками. Ими очень удобно есть из емкости с полукруглым днищем. Отдыхали до тех пор, пока не начала спадать дневная жара, а потом опять косили, покуда не стемнело.

Обвальная усталость за многие дни непрерывного физического труда накрыла царевича так, что он мало интересовался происходящим вокруг, сконцентрировавшись на том, чтобы продолжать работать и не начудить при этом. Ломило руки, плечи, поясницу, ноги и шею. Комары и слепни своими укусами заставляли кожу чесаться и левый глаз почти закрылся от волдырей. Не сразу даже приметил, что Наташка время от времени отводит его в сторонку от взрослых. Думал — хочет с ним помиловаться. Но — нет. Ворошили сено, метали копёшки, гребли — много чего делали.

А потом, словно прозрел. Помощника-то она папой зовет! Выходит, матушка её не вдова и не шалава, а мужняя жена. Только с ладой своим встречается не каждый день. Вот так история!

— Наташ! А почему тятенька твой с вами не живёт?

— Живёт, просто не так, как другие. Не задерживается подолгу дома, да и заглядывает редко. Они с мамой друг по другу скучают и когда встречаются, то я их стараюсь оставить одних. А то как-то раз подсмотрела случайно чем они занимаются, и мне так стыдно стало!

— А почему? Что ему мешает оставаться с вами постоянно?

— Он доктор. Они с мамой и познакомились у постели больного, её-то частенько зовут к страждущим. Вот с того времени и поладили. Но он не может здесь оставаться, потому что ему не хватает практики, а маме в городе не нравится. Так и встречаются случай от случая.

— А деревенские про твоего отца ни разу не упоминали. Они его что, не любят за что-то?

— Боятся папу здешние жители. Он многое знает и иногда кое-кому всякие интересные хитрости подсказывает. А с трудом крестьянским долго управляться не может. Нет у него к этому ни сноровки, ни привычки. Вот и получается что он тут сам по себе, и мы с мамой тоже немного наособицу.

— Интересно, а что же такое он подсказывает?

— Да всякое. Лёвку например, когда получилось, что братья без него землю отцовскую разделили, научил, как с дикими пчёлами управляться. Тот нынче с мёда да воска живёт, не горюет. Но секрет свой никому не выдаёт. Или Трофим, что горох сеет. Тоже, никто не знает, отчего у него урожаи такие, что до десятка саней каждую зиму в город вывозит. Другие пробовали, даже тот же горох тайком с поля воровали на посадку, а ничего-то у них не вышло: обычные сборы получаются. Или, скажем, у Михайлы всего пять коров, а он столько молока с них имеет, что сыры варит да в город возит телегами.

Только папа не всем подсказки делает, а кому же не охота богатства нажить. Потому и ждут от него совета, даже испрашивать приходят, но многие так ничего и не могут от него добиться.

— Понятно тогда, почему он тут редко показывается, — Грише даже весело стало. — Прячется от жалоб на трудную жизнь.

— Это тоже, — Наталья улыбнулась. — Пойдём искупаемся.

Подрёмывая после обеда, Гриша вспоминал короткий разговор и размышлял о Наташкином отце. С виду — человек, как человек. Его, царевича, окликает по имени, как и назвала его Милена, когда представляла. Добавила правда, что жених Натальи, на что тот неопределенно хмыкнул. Теперь понятно, почему хмыкнул. Знает он, что «жених» — царевич. И что официальный брак его с дочерью невозможен. Однако понял намерения молодых людей заняться в будущем увеличением численности людей и протестовать не стал.

С другой стороны про то, что паренёк этот вскоре станет властителем всей этой земли, наверняка знать пока не может. С третьей — понимает, что юноша обеспеченный. Нет, маловато ведомо, чтобы понять этого человека. Пока можно ограничиться тем, что лапушка папу своего любит и уважает. Её ощущениям доверять он уже привык — они давно знакомы.

Что интересно, поминали поселковые ребятишки Чертозная Викторовича. Одному тот самострел помог наладить, Гриц видел — отличная получилась штуковина. Заостренная палочка с карандаш размером в бревне оставляет вмятину с полногтя глубиной, а попасть в зайца из неё можно шагов с пятнадцати. Уж в арбалетах-то он знает толк. Так что будущий неофициальный тесть как раз из тех людей, с которыми искренне хочется дружить.

Так ведь и дочка у него не проста. Конечно! Родители часто учат деток тому, что умеют, так что секреты этого человека наверняка не от неё скрываются. Да и маменька непроста. В авторитете она. В великом авторитете, поскольку искусная знахарка. Ведь раны и хвори к ней несут со всей округи, стало быть, этот Чертознай, которого в семье называют Филиппом, и Милене немало секретов целительских открыл. Сам-то он настоящий лекарь и практикует в городе. Точно! О докторе Филиппе идёт добрая слава. Именно к нему и отправляет дворецкий прихворнувших домочадцев.

Вот так и сложилась цельная картинка из ранее известных обстоятельств. Хорошо иной раз подумать. Ему этим скоро придётся заниматься часто. Вскоре после покоса и начнёт.

Стога сметали узкие и высокие. Здесь среди леса ветром их не повалит, а зимой каждый уйдёт в три воза. Это уже по снегу на санях станут вывозить, а до той поры — пускай стоят. Как управились, взвалили на плечи полегчавшие короба (провизию-то съели), и разошлись на три стороны. Женщины — в деревню, царевич во дворец, а доктор — в город к своей практике.