Глория Му - Детская книга для девочек (с иллюстрациями)

— Спасибо, я уже совсем здорова, — чинно ответила Геля.

— Ну, слава богу, слава богу, — закивал тот.

Он часто у них бывал. Аннушка, не в пример другим кухаркам, терпеть не могла, когда у нее на кухне ошивались всякие бездельники, но Матвея Кондратьича привечала, поила чаем и развлекала разговорами — «за беспокойство» (беспокойство постоянно причинял дворнику господин Рындин и его непотребные пациенты — хитровская рвань).

Господин Рындин, легок на помине, вышел из парадного, посмотрел на небо, на Гелю, нахмурился и вдруг виновато сказал:

— Тиран я, голубчик, да? Старый тиран… Передержал тебя дома… Вон как выпорхнула — как воробей из горсти…

Василий Савельевич выглядел таким несчастным, что Геле стало стыдно — зачем боялась? Зачем сторонилась? Он, наверное, ужасно огорчался, что любимая дочка его дичится. И вовсе он не злой, просто слишком умный, бедняжечка, от этого и взгляд такой нехороший.

Она взяла доктора за руку:

— Ничего страшного, папа. Поедем скорее, куда там мы собирались.

— Извозчика вам кликнуть? — услужливо спросил дворник, но Василий Савельевич отмахнулся:

— Я сам, — выскочил на тротуар, стащил перчатку и как свистнул в два пальца!

Геля даже немножко повизжала и в ладоши похлопала — никто из ее знакомых не умел так замечательно свистеть!

На свист прибежала лошадь! Настоящая лошадь! Рыжевато-коричневая, с чуткими ушками и белой звездочкой во лбу, вся плюшевая, как игрушечная, — только живая! Коляской, в которую она была впряжена, правил бородатый дядька в шляпе, похожей на перевернутую кастрюлю, но это все было неважно, а вот лошадь!

— Можно, я ее поглажу? Можно? — заканючила Геля.

Доктор вопросительно взглянул на дядьку в кастрюльной шляпе.

— А чего ж нельзя? Не тревожьтесь, барин, Любушка моя смирная, не обидит.

Геля дотронулась до белой звездочки, погладила пушистую рыжую челку и все никак не могла наглядеться на чудесную лошадку, все гладила и гладила.

— Да что ж вы, барышня, так около нее упадаете? Али лошади никогда не видали? — посмеиваясь, спросил извозчик.

Геля кивнула, покачала головой, снова кивнула — ах, неважно, пусть сами разбираются.

— Болела она долго. В первый раз за три недели из дому вышла. Всему и радуется, — объяснил Василий Савельевич и добродушно поторопил дочку: — Едем, голубчик, едем, — подал руку и помог взобраться в коляску.

Геля вертелась на кожаном диванчике и мысленно верещала: «Извозчик! Это извозчик! Я поеду на живом настоящем извозчике с живой, настоящей лошадью, как в кино! Умереть-уснуть!»

— В Евангелическую больницу, любезный. — Василий Савельевич расслабленно откинулся на пружинной подушке, но вдруг с силой хлопнул себя по лбу: — Ах ты, ччч… — покосился на Гелю и спокойнее закончил: — Чуть не забыл! Уважаемый, не затруднит вас сперва в Мясницкую часть заехать? Тут недалеко.

Лошадь резво зацокала, сворачивая в переулок, а Геля буквально остекленела. Дом Рындиных стоял на Покровском бульваре. Это же совсем рядом с домом, ее домом, где она живет по-настоящему, с мамой, папой и братом Эраськой!

Ах, если бы кое-кто реже пялился в зеркало и хоть раз додумался выглянуть в окно!

Бульвар же почти не изменился за сто лет, вот и дом знакомый, с колоннами, и трамваи бегают, и… И вовсе Москва не скукожилась от мрачной тучи, сплошь затянувшей небо. Высотки-то нет на Котельнической, не построили еще. И дома нет, на углу Подколокольного, нету дома, большого, со скульптурами, вот город и кажется меньше, ниже.

Коляска остановилась у церкви, Василий Савельевич спрыгнул, сказал Геле:

— Прости, дружочек. Забыл предупредить на службе, что меня не будет и где искать в случае чего, — и, придерживая котелок, побежал к зданию с каланчой (где, надо думать, располагалась полицейская часть), да так скоро, что Геля даже не успела предложить ему свой мобильник — чего бегать, если можно позвонить?

Хорошо, что не успела. Потому что никакого мобильника у нее не было. И ни у кого не было — не придумали их еще, мобильники.

Следом пришла совсем ужасная мысль — а дом на Солянке? Ее дом? Он есть? А вдруг еще не построили?

Даже если и есть — все равно. Мамы, папы, а тем более брата Эраськи там точно нету. Не родились потому что. И такое горькое сиротство нахлынуло на нее в этот миг, что впору разреветься.

— Барышня хорошая, дай копеечку на пропитание, — послышался откуда-то снизу жалобный голосок.

Геля опустила глаза и увидела, что у коляски стоит маленький, невообразимо чумазый бомжонок и тянет к ней грязную ладошку ковшиком.

— Но у меня нет никаких денег, — ответила растерянно и заторопилась, оправдываясь, чтобы малыш не подумал, будто она жадничает, — честное слово — нету! Подожди минутку, вот сейчас вернется мой папа…

Вдруг, словно из-под земли, появился бомжонок повыше и покрепче, отвесил маленькому подзатыльник, процедив сквозь зубы:

— Я тебе че говорил? Эту не трогать! Чтоб не видал больше!

Мальчонка ойкнул и, прикрывая голову руками, бросился бежать.

— Ты что, дурак? — закричала возмущенная до глубины души Геля. — Маленьких нельзя бить! Найди себе такого же лося и дерись, а маленьких — это подло!

— А ну-ка, я тебя сейчас кнутом, волчье семя! Брысь отседова! — поддержал светскую беседу извозчик.

Драчун отпрыгнул на безопасное расстояние, сдвинул на затылок картуз с треснутым козырьком, прищурившись, ожег Гелю недобрым взглядом желтых глаз, презрительно сплюнул и неспешно, цепкой хулиганской походочкой удалился в сторону Подкопаевского.

Скоро и доктор Рындин прибежал, запрыгнул в коляску и скомандовал:

— Едем!

«Бегает все время, как мальчишка», — с умилением подумала Геля, а вслух наябедничала:

— Папочка, тут один большой мальчик только что ударил маленького, представляешь?

— Да что ты? — фальшиво удивился Василий Савельевич. — Поверить не могу! Такие скверные манеры в наших версалях?

— Шутишь, да? Хочешь сказать, что это обычное дело?

Василий Савельевич развел руками — мол, не одобряю, но что же тут поделать.

Извозчик тем временем развернул свою чудесную лошадку и выехал обратно на Покровский.

Дорожное движение у них тут было ого-го! Такое же, как в ее Москве, только, кроме трамваев и автомобилей, по дороге мчались конные экипажи попроще, вроде того, в котором ехала Геля, и совсем нарядные, лаковые, с желтыми колесами. Машины, больше похожие на нелепые, вычурные игрушки, пугали лошадей зычными гудками. Извозчики бранились, им охотно отвечали шоферы в очках-консервах, крагах и кожаных кепи.

На углу, у переулка, стоял ужасно усатый милиционер с саблей (городовой, вот как называется, вспомнила Геля), но люди все равно перебегали дорогу, где хотели, и не только мальчишки, но даже взрослые тетьки в огромных шляпах и узких длинных юбках.