Андрей Посняков - Шпага Софийского дома

Огромный, черный с подпалинами пес, уже мертвый, валялся в луже собственной крови. С надвратной башни свисал головой вниз ночной страж — в груди его торчала стрела. Человек в темном кафтане обтер об убитую собаку окровавленный меч, прислушался к чему-то и, подойдя к стене, снял с нее ременный аркан, с помощью которого и проник на двор минутой раньше. Оглядываясь, он осторожно направился к воротам…

Эх, Фрол, Фрол, софейский служка! Зря понадеялся ты на крепость стен да на зоркость стражи, давно уже не нападали на усадьбу разбойничьи шайки, последний раз тому лет пять будет. Ну, и вот снова беда пришла…

С криками, шумом и руганью повалила в распахнутые ворота ночная ватага! Закричали истошно женщины, навзрыд заплакали дети.

— Беда, матушка! — ворвался в покои боярыни верный слуга Никодим. — Бежать надо!

— Где же хозяин, воины? — быстро собираясь, спросила боярыня.

Никодим в ответ лишь махнул рукой.

Вслед за слугою Софья выскользнула из светелки. Горела подожженная напавшими рига. Поднявшийся ветер раздувал пламя, разносил по двору черный смолистый дым, в клубах которого бегали сражающиеся люди. Богомольцы в длинных развевающихся одеждах, слуги хозяина Фрола, люди Софьи, разбойники в блестящих кольчугах, с мечами и копьями. Часть «шильников», преодолев нестройное сопротивление богомольцев, прорвалась к хозяйскому дому и пыталась проникнуть внутрь. Однако не тут-то было! Софейский человек Фрол успел забаррикадировать дверь и успешно обстреливал нападавших из лука сквозь узкое волоковое оконце. Парочка разбойничьих трупов уже валялась рядом с избой, торчащие из них стрелы свидетельствовали о меткости и решительности хозяина и его людей. Поскучневшие «шильники» скопились за крыльцом и принялись совещаться.

— А ну, робяты, ташшы огня! — выкрикнул кто-то, и несколько человек побежало к горевшей риге за головнями.

— Пожжем, пожжем его! — радостно галдели нападавшие, и только их предводитель — сурового вида мужик с черной всклокоченной бородой — озабоченно хмурил брови.

— Где же боярыня? — оглянувшись на своего соратника с редкой козлиной бородкой, прошептал он. — Где ее сундуки, каменья узорчатые? Где злато-серебро?

— Ну, это тебе виднее, Тимоша, — угрюмо пожал плечами козлобородый. — Ты ведь о ней разузнал… А нут-ко!

Он вдруг запнулся на полуслове, показав пальцем в противоположный угол усадьбы. Там к овину метнулись двое…

— Они! — обрадовался вожак. — Пошли-ко, Митря, тут и без нас управятся.

Спрятавшиеся в овине люди не успели ничего предпринять — распахнутая ногой дверь лишь жалобно скрипнула, слетая с петель.

Возникший на входе Тимоха Рысь сбил с ног бросившегося на него Никодима, кивнул Митре, займись, мол. Сам же направился в угол, улыбаясь и млея от предвкушаемого удовольствия, на ходу поигрывая тяжелой татарской плетью.

— Что тебе надобно от новгородской боярыни, шпынь? — уперев руки в бока, гордо осведомилась Софья. Она совсем перестала бояться — бежать все равно было некуда. В черном, с серебряными нитями, летнике, в такого же цвета покрывале, высокая, разрумянившаяся от гнева, боярыня Софья была настолько обворожительно красива, что разбойник на миг растерялся. Обернулся к Митре, сказал, чтоб тот утащил Никодима на двор. Проводив Митрю глазами, резко повернулся, впился взглядом в Софью…

— У меня нет здесь ни злата, ни серебра, — надменно молвила та. — Если ты хочешь выкупа, ты его получишь. Но позже. И отпусти моего слугу.

— Нет, боярыня, — покачал головой Тимоха. Подойдя ближе, он схватил Софью за руку. — Не злато мне нужно.

С этими словами разбойник сорвал с головы боярыни покрывало и впился губами в ее червленые губы.

— Уйди, уйди, смерд! — отпрянула Софья, волосы ее водопадом рассыпались по плечам, золотисто-карие глаза сверкали.

Тимоха лишь гнусно ухмыльнулся и протянул к боярыне свои корявые лапы.

Не долго думая, Софья выхватила из-за пояса разбойника плеть и, ударив его по лицу, выбежала наружу.

Там, за оградой, была воля! Были леса, поля, перелески, река. Было где спрятаться-укрыться, было у кого просить помощи… Так скорей же! Пусть волосы развеваются за спиной, словно у продажной девки, этот стыд можно и пережить, пусть неудобно бежать… А это кто еще? Оказавшийся на пути боярыни разбойник горько пожалел об этом: Софья с разбега ударила его ногой в пах и, схватив за волосы, несколько раз приложила коленом. Меч разбойника со звоном упал на деревянные плашки двора. Занятые штурмом хозяйской избы, нападавшие не обратили на произошедшее никакого внимания. Сквозь распахнутые настежь ворота была видна блестящая лента реки.

— Еще немного, — подбадривая себя, прошептала боярыня, — немного… и Никодима жалко…

Она почти успела добежать до ворот, когда Митря метнул ей вослед окованную железом палицу. Не успев даже вскрикнуть, пораженная в голову новгородская боярыня Софья упала навзничь в горящие угли догорающей риги…

Густой дым поднимался за лесом, с той стороны, где стояла усадьба Фрола. Черные, разносимые ветром клубы стлались почти над самой землею, цеплялись за корявые вершины сосен, медленно поднимались в высокое блекло-синее небо. По небу бежали редкие облака, не облака даже, а так, облачка, почти не дававшие тени. День — видно по всему — ожидался жаркий, уже и сейчас поднявшееся над лесом солнце заметно припекало в спину.

Олег Иваныч поежился, повел плечами под кольчугой и, оглянувшись на идущих позади воинов, прибавил шагу, догоняя Силантия Ржу. Тот выглядел основательно, как и положено настоящему кондотьеру, продающему свой меч, но не продающемуся, по крайней мере за мелкие деньги. Щегольской, красный с золотом, плащ, поверх кольчуги — черненый панцирь, стальные, такого же цвета, поножи, на золоченом поясе — меч в зеленых сафьяновых ножнах, рядом — кинжал. В правой руке Силантий сжимал устрашающих размеров секиру. Щиты воины оставили в лодьях, хоть и были защищены лишь легкими бронями, да не те люди шпыни болотные, коих шугануть собирались, чтоб ради них в полный бранный комплект облачаться. И так разбегутся, коли жизнь мила.

К «рэнглеровскому» ремню Олега тоже был приторочен меч. Тяжел, зараза, куда там шпаге. Намаешься отмахиваться! Долго не повертишь — рука устанет, потому и движения должны быть резкие, точные, экономные, словно у плотника-профессионала, забивающего одним ударом пятинные гвозди. Новгородской работы кольчуга была красива и удобна, закрывала руки до локтей и ноги до половины бедра и, казалось, практически ничего не весила, настолько качественно были подогнаны кольца, кое-где переходящие внахлест. И нигде ничего не терло и не звякало, хотя, конечно, было жарковато — под кольчугу Олег Иваныч — как и прочие — надел специальную поддеву из тонкого войлока.