Андрей Посняков - Шпага Софийского дома

В этот момент выезжал со владычного двора обоз игумена Феофилакта. В переднем, открытом, возке сидел сам игумен, на людишек своих покрикивал строго, чтоб дело знали. На Софье благовестили к обедне. Перекрестился игумен, с возка спрыгнул. Святое дело — обедня. Подошел к дверям — Сигтунским воротам узорчатым — распахнулись ворота. Встретил Феофилакт Пимена-ключника. Тот знак сделал — поговорить, мол, надобно, тайно. Кивнул игумен — поговорим. Отстояв обедню, собрались в грановитой палате. Феофилакт, Пимен, Варсонофий — владычный духовник. Те, что олицетворяли собой мощь всего Софийского дома — пресвятой новгородской церкви. С храмами белостенными, с монастырями дальними, с вотчинами, землями богатейшими. Пимена с Варсонофием очень интересовал Ставр. Не любили они боярина — слишком независим тот был да неудобен. О том, что Феофилакт-игумен человечку своему следить за Ставром поручил, — прознали. Откуда — не сказывали, но прознали. Может, кто из Феофилактовых людей проговорился невзначай, а может, и Гришаня-отрок… Не суть… Обступили Феофилакта-игумена — Бог, мол, делиться велел! Вот и ты поделись, отче. Информацией своей поделись, веданьем тайным!

Игумену деваться некуда. Не с руки со старцами софийскими ссориться, как бы от той ссоры самому худо не было. Махнул посохом Феофилакт, согласился…

Тут вдруг и Гришаня-отрок. От владыки болезного с писанием шел. Нет, чтоб переждать, покуда не уйдут, старцы-то… Не, некогда… куда уж…

Сунулся в палату… ой!

— Иди сюда, отроче! Олег Иваныча усадьбу ведаешь?

…Тем временем Олег Иваныч в задумчивости проехал Торг — «Квас, квас, кому квасу? Сбитень, сбитень, горячий!» — и свернул на Лубяницу. В начале улицы, на крыше заброшенной часовни, каркали вороны. Олег посмотрел недовольно — ишь, раскаркались. Да и часовня… Хоть бы перестроил кто или снес. Стоит, расхристанная, кустарником густым поросшая, глаза мозолит…

Господи! А кто это у часовни? В кустарнике… Красивый, надменный, в кафтане цвета смарагда. Боярин Ставр, кто ж еще-то? Вспомни козла — он и появится.

Олег Иваныч сплюнул, поворотил коня — не хотелось ему встречаться с боярином, даже здороваться не хотелось. Так бы и проехал мимо… как вдруг возок быстрый пролетел мимо, обдав грязюкой, — вот сволочь, кучер-то! Черт! А кучер-то — Никодим! Софьин кучер…

Остановился возок у кустарника, напротив часовни. Маленькая часовня, покосившаяся, сложенная из почерневших от времени бревен. Перед часовней деревянный крест с иконкой. Темная иконица-то, не разобрать, какой святой там. Пред иконой лампадка. Горящая! Видно, не совсем заброшена часовня-то!

Увидев возок, Ставр сошел с коня, оглянулся. Олег Иваныч тоже спешился, чтоб не отсвечивать зря, привязал каурого к молодому дубку, ржания неуместного опасаясь. Надеялся, что украсть не успеют. Сам затаился. Интересно стало — что там за дела у Никодима со Ставром.

Боярин подошел к самому возку, наклонился почтительно. Почтительно? Заинтригованный, Олег Иваныч осторожно подобрался ближе.

В возке была Софья! В черном одеянии, только поясок серебряный вкруг стана тонкого. Теплый — из чернобурой лисицы — плащ, платок бязевый, поверх — шапка, черным блестящим мехом оторочена. Долги ресницы, очи коричневым золотом плавятся…

Ставр улыбнулся, сказал что-то.

Олег Иваныч не знал, что и думать. Как-то неловко себя чувствовал. Ну и что с того, что Ставр встречается с Софьей? Может, случайно, — как и он сам их увидел — чистый случай… А может… Может, любовники они? А он, Олег, кто Софье? Никто. И никакого права вмешиваться в ее личную жизнь не имеет. Но Ставр же — садист! Может быть… А может и не быть… Вилами по воде… Впрочем — скорее всего… А с другой стороны, боярин — красивый молодой мужик, умный, богатый, знатный — чего еще нужно бедной вдове для полного счастья? И кто такой Олег? По сути дела, человек зависимый. От Феофилакта. Рассердится игумен — прогонит и с работы, и с усадьбы. Как тогда жить? В леса податься, разбойничать? Или сбитнем торговать, на пару с Олексахой? Олег Иваныч улыбнулся. Только улыбка вышла какой-то жалкой, грустной.

Ну уж — подслушивать, так до конца. Совестью Олег Иваныч в таких случаях давно не терзался — не та работа — что здесь, что тогда, раньше…

— …клянусь, Софья! — яростно шептал Ставр. — И не смей обвинять меня в смерти Олексы, я любил его, как родного брата… как тебя!

— Тебе нужны только его сокровища, Ставр, — тихо отвечала Софья. — Да и я… я тоже вряд ли так уж нужна тебе. Никогда я не приду на твою усадьбу, никогда, слышишь! Никогда!

(Олег Иваныч возликовал в кустах!)

— Тогда помни, Софья, — это последнее мое слово! Последнее! — боярин в бешенстве вскочил на коня и хлестнул плетью. — Прощай, Софья… И помни!

И только грязь из-под копыт полетела… Миг — и скрылся боярин за поворотом.

Софья что-то крикнула Никодиму, тот кивнул и стегнул лошадей.

Проводив взглядом быстро удаляющийся возок, Олег Иваныч выбрался из кустов, отвязал каурого. «Никогда я не приду на твою усадьбу! Никогда!» Молодец, Софья! Однако… Что за дела у нее со Ставром, козлиной безрогим?

Набить ему морду, что ли? Нет, рано — потом проблем не оберешься. Черт, а хотелось бы…

Сам себя не понимал Олег Иваныч. Казалось бы, что за дело ему до свободной новгородской женщины, намного выше его по своему положению, с которой и знаком-то не особенно близко? А вот, поди ж ты — захолонуло сердце…

В смущенных чувствах, медленно, отпустив поводья, ехал Олег Иваныч вдоль по Лубянице — длинной новгородской улице, как и все прочие, мощенной дубовыми плашками, положенными на коровьи челюсти. На душе было — не пойми как… И радостно, с одной стороны… А с другой — грустно…

Корчма по пути попалась, их много было на Лубянице. Посмотрел на нее Олег Иваныч, постоял, подумал… и решил — в тему!

— Березовицы пьяной, — заказал с ходу. — И пива! Нет, ни капусты, ни пирогов не надо. Впрочем, давай один, с белорыбицей.

Рядом, за столом, сидел хорошо одетый мужик чуть постарше Олега, солидный, с черной окладистой бородой, в черном бархатном кафтане с серебряным узорочьем. По виду — боярин или богатый купец. Пил не закусывая — березовицу, как и Олег, запивал пивом. Потом повернул лицо. На Олегово питие глянул, усмехнулся. Протянул руку:

— Селивантов, Панфил. Староста купецкий.

— Очень приятно. Олег… За знакомство?

— Давай. Эй, человече! Тащи березовицы пару кружек!

Неплохой мужик оказался, Панфил-то. Это Олег Иваныч уже после второй кружки понял. В корчму тоже с проблемой зашел — с женой поругался. Качественно так поругался — с воплями, с тасканием за бороду, с битьем посуды. «Да убоится жена мужа своего» — то не про новгородских женщин сказано!