Владимир Поселягин - Командир Красной Армии

В принципе через десять лет те сами успокоились, и в сильно опустевших землях, где они держали свои войска, стало более-менее спокойно. Сопротивляться там стало не кому. А вот наша мягкая политика привела к частым нападениям местных сопротивленцам. Конечно, это держало наш экспедиционный корпус в постоянном напряжении, что хорошо оказывало на его боевом качестве, но и потери у нас были.

Второй раз я пришел в себя уже в Союзе, когда меня вели от трапа самолёта к вызванной прямо на взлетное поле волге-универсалу с красным крестом на боку.

Справа шла Ольга, в девичестве Лопарева, моя жена, держа на руках дочку, за руки меня поддерживали Макс и Саня. Они прервали отдых и мы все вместе вернулись в Союз.

Тряхнув головой, я освободился от их рук и сказал:

— Я в норме. Поехали ко мне, нужно поговорить.

Однако идущая сзади мама настояла, чтобы я проехал в медицинское учреждение.

Осмотр показал, что физически я в норме и удар мяча по голове на мне никак не отразился, а вот в кабинете психолога я завис надолго. Не знаю какими методиками он обладал, но от таки вывел меня на откровенный разговор, на котором я выложил ВСЕ. Присутствующая при нашей беседе Ольга была шокирована.

Когда меня, наконец, выпустили и мы оказались в нашей роскошной квартире в элитном комплексе «Живая вода» по моей просьбе она собрала моих друзей, и я там выложил им все.

Не думаю, что мне поверили, но столь странное раздвоение личности их очень заинтересовало.

Так я прожил два месяца, вживаясь в новую роль мужа и отца. Было немного трудно, но я справлялся, тем более все воспоминания были перед глазами. Бизнес шел, помощники работали, мы постоянно встречались с друзьями в клубах и дискотеках. В общем, по их мнению, я снова стал самим собой.

— Виталя, постой! — окликнул меня сзади Макс, его голос я сразу узнал. — Есть разговор.

Я только что отвез дочку в садик и поставил свой роскошный УАЗ-VOLK, который Союз в основном поставлял на экспорт, на парковке у домового комплекса, где на двадцать первом этаже была наша квартира.

Нажав на кнопку брелка активировав сигнализацию, что подтвердилось писком, и пошел навстречу другу.

Поручковавшись мы подошли к его машине, старой реплики Газ-«Победы» пятьдесят третьего года, но с новыми внутренностями, особенно в салоне. Сейчас это модно.

— Садись в машину, у меня там «климат» работает, а то тут на асфальте такое пекло.

Мы сели в его машину, и я вопросительно посмотрел на Макса.

— Чего хотел? Может, ко мне поднимемся? Ольга уже встала, сварганит нам чего-нибудь по быстрому?

— Погоди, тут серьезный разговор намечается.

Отодвинув сиденье назад, чтобы между ним и рулем было больше места. Макс достал компактный ноут производства частной компании «электроника» и, активировав его, вошел в сеть Инфосети Союза. Прототип Интернета моего мира.

— Смотри, — показал он мне экран, повернув ноут в мою сторону. На экране было старое черное-белое фото. На нем стояло два десятка человек на фоне боевой техники. В основном в старинной советской военной форме, но было и несколько гражданских.

Проведя кончиками пальцами по экрану ноута, я тихо сказал, с трудом подавляя спазмы в горле:

— Это нас Гольдберг снял вечером перед концертом десятого июля, за день до моей гибели. Это вот я, вот Саня Майоров. Это капитан Лизин. Вот ты рядом со старшиной Непейбородой… хмуришься, не доволен, что оторвали от допроса одного капитана. Ольга со своими артистами и артистками. Это их распорядитель. Это мои командиры батарей. Видишь Гога рядом с Ивановым, комбатром-два стоит?

— Я с лупой рассматривал, но Аделя так и не нашел, — тихо сказал Макс.

— И не найдешь, его здесь нет. Я отправил его утром на трофейном самолете в Москву… Да ты знаешь. Я же рассказывал.

— Сроки ты не говорил, я бы запомнил, — вздохнул Макс. Он был аналитик-программист и такие помнил.

— А я ведь поверил психологу, что это все раздвоение личности после удара мячом. Профессионал.

— Я после твоего рассказа гору макулатуры перерыл. Летал в Москву в центральный архив КГБ, — Макс работал программистом в казанском управлении КГБ, в звании старшего лейтенанта, и имел некоторые связи. — Полного доступа у меня не было, но дивизион этот я нашел, дальше было легче. Это фото из семейного архива Антипа Непейбороды. Его дед закончил войну в Берлине, кавалером девяти орденов и медалей. Умер в восемьдесят восьмом в окружении детей и внуков.

— А старший сержант Максим Бутов? Он тебе кто?

— Просто однофамилец… но мы действительно похожи. Он погиб в марте сорок четвертого, когда служил в СМЕРШе. Брали немецких агентов и вот.

— Еще есть что?

— Да, в Ровно есть музей, там целый отдел посвящен твоему дивизиону. Ведь сформирована твоя батарея была там. Мне об этом музее Антип Непейборода рассказал, его дед принимал активное участие в создании музея в семидесятых… Прости что сразу не поверил тебе.

— Про остальных расскажи? — попросил я, но тут же передумал. — Нет, подожди. Зови всех наших, скрывать такое не следует.

— Хорошо, — достав мобильники, мы стали обзванивать своих друзей. Я еще позвонил Ольге наверх, предупредить, что у нас скоро будут гости.

— Даже не вериться. Пролететь такое расстояние, чтобы посмотреть наш музей. У вас где-то тут служили родственники? — наконец директор музея открыл дверь, отключил сигнализацию и пропустил нас в холл музея.

Когда мы три дня назад с Максом рассказали все. Мол, мне все это не привиделось и не было раздвоения личности — это вызвало шок среди мои друзей. Только Ольга, уже получившая всю информацию сидела спокойно. Я уже переждал бурю эмоций с ее стороны, поэтому держа сидевшую на коленях дочку, она с легкой улыбкой, наблюдала за ошарашенными лицами друзей. После горячих расспросов и просматривания фото и части документов боевого пути дивизиона, все мы решили слетать в Ровно и посмотреть в музее на более полно развернутую информацию.

Вылетели мы в выходные, когда музей не работал, но Макс заранее созвонился с директором и договорился о личной экскурсии.

— Так что вы говорите вас интересует? — поправив очки, поинтересовался директор.

— Дивизион что сформировался у вас в городе, — пояснил я.

— А-а-а, знаменитый сталинский дивизион. Только вы не совсем правы, тут был действительно сформирован зенитный дивизион ПВО-ПТО. Но он фактически полностью погиб при обороне города, — начал менторским тоном рассказывать директор. — Тогда сохранился только одна батарея этого дивизион. Третья, лейтенанта Фролова, награжденного посмертно Золотой Медалью Героя Советского Союза. Вот именно отдел с памятью его подразделения у нас и есть.