Диана Удовиченко - Клинок инквизиции

Дан тихо произнес:

– Мне нужно осмотреть тело и место вокруг него.

Волдо удивленно вытаращился на него:

– Зачем? И так ясно, что она мертвая.

И как объяснить ему, что такое осмотр трупа и места преступления? А даже если и втолкуешь, как обосновать такие знания у простого солдата? Дан решил воспользоваться статусом Клинка инквизиции, беззастенчиво соврал:

– Мне был голос. Господь указал, что делать. Здесь есть следы убийцы.

Волдо недоверчиво покосился, но ничего не сказал, лишь молча кивнул. Ближние оттащили плачущего Одо. Дан обошел вокруг кустов, внимательно глядя под ноги. Если какие-то следы и были, их давно уже размыл дождь. Приблизился к Кильхен, склонился над телом.

Он насчитал десять ран – неровных, глубоких, окруженных кровоподтеками. Правая грудь была выдрана полностью, левое плечо разорвано до кости. Вокруг увечий явственно виднелись следы огромных клыков. Ганс был прав: девушку просто сожрали. Какой величины должна быть пасть, какой силы сжатие челюстей, чтобы выкусывать такие куски плоти? Эксперта бы сюда да оборудование лабораторное… Но и без них Дан мог сказать: ни собаке, ни волку такое не под силу. Разве что льву. Но откуда здесь взяться львам?

Кильхен должна была испытывать страшные муки и умирать долго. Но почему она так мало кричала? Потеряла сознание от ужаса и боли? Дан осторожно отодвинул пряди мокрых волос, закрывавшие шею девушки. На коже виднелись темные следы и глубокие царапины. Дан ощупал горло: гортань не раздавлена, да и лицо не побуревшее – причиной смерти была не асфиксия. Убийца лишь слегка придушил Кильхен, отключил ее, чтобы не трепыхалась, а потом жрал. Живую. Пока не истекла кровью.

Его внимание привлек маленький темный комочек, висевший на колючей ветке возле головы жертвы. Дан снял его, потер в пальцах. Это был клок серой шерсти.

– Они здесь, – испуганно прошептала сестра Мария.

– Кто?

Настя только что пришла из прачечной к трапезе. Стояла перед столом в ожидании аббатисы, с вожделением глядя на кусок хлеба. Шел третий день ее наказания. Руки покрылись волдырями – ожоги от щелока, горло саднило от ядовитых испарений, спина разламывалась, сказывалось хождение с ведрами и многочасовое стояние над чанами. Судя по тому, как болталась монашеская одежина, Настя сбросила не меньше пяти кило. Ни с каким фитнесом не сравнить, ни с какой силовой тренировкой, мрачно размышляла она. Сюда, в прошлое, путевки бы продавать всем любительницам фастфуда и шоколадок.

– Инквизиторы приехали, – едва слышно проговорила сестра Мария. – После трапезы будет допрос.

Вошла мать Анна, и девушка замолчала. Настю новость не очень взволновала, хотя на инквизиторов посмотреть было любопытно. Однако гораздо интереснее сейчас выглядел хлеб – порция была так мала, что даже не притупляла чувства голода, а ведь требовалось еще запасти сухарей – не пускаться же в дорогу без провизии. Она решила отложить побег до окончания своего покаянного поста. Нужно прийти в себя, отдохнуть, отъесться хоть немного.

После трапезы аббатиса объявила:

– Сестры, сейчас по одной вы пойдете во внешний двор. Там, в гостевом доме, ждет брат Яков, следователь святой инквизиции. Он допросит вас о недавних прискорбных случаях. Вы должны говорить правду, как на исповеди. – Мать Анна интонацией подчеркнула слово «правда». – Помните: отвечая инквизиции, вы отвечаете Господу. Все останутся в трапезной, пока не закончится допрос. Первой идет сестра Ортензия.

Широкоплечая монахиня перекрестилась и вышла. Потянулись минуты ожидания. Настю это только обрадовало – не нужно идти в опостылевшую прачечную, можно дать отдых натруженной спине и рукам. Она смотрела на стол, по которому лениво ползла крошечная мушка.

Сестра Ортензия вернулась, чинно уселась на свое место. Настала очередь сестры Ванды, потом сестры Марты, сестры Катарины…

Настя заметила, что все монахини проводили на допросе разное время. Одни возвращались вскоре после ухода, другие задерживались надолго. Наконец вызвали сестру Марию. Когда аббатиса назвала ее имя, губы девушки задрожали, глаза наполнились слезами. Настя встретилась с нею взглядом, едва заметно кивнула, пытаясь подбодрить – с ее точки зрения, подруга была слишком уж трепетной.

Сестры Марии не было очень долго. Вернувшись же в трапезную, она выглядела так, словно побывала не на допросе у инквизитора, а по меньшей мере на ознакомительной экскурсии в преисподней, где ей предложили присесть голым задом на раскаленную сковороду. Сдерживая слезы, девушка уселась за стол, а мать Анна произнесла:

– Сестра Агна, твоя очередь.

В гостевом доме наружного двора было пусто – все постояльцы куда-то делись, наверное, освободили помещение по требованию следователя. Он сидел за столом, разложив перед собой какие-то бумаги – широкоплечий темноволосый человек с орлиным носом. За его спиной стоял амбал-охранник в монашеском одеянии.

Настя много читала о деятельности инквизиции, в том числе о ее манере сжигать женщин за ведовство. Но она не испытывала страха, скорее, любопытство: интересно было сравнить средневековые методы ведения допроса с теми, к которым она привыкла.

– Мир тебе, сестра. – У инквизитора оказался красивый густой баритон. – Садись. – Он дождался, пока Настя устроится на скамье у стола, потом спросил: – Как твое имя?

– Сестра Агна.

Следователь нахмурился, пошуршал бумагами, пробежал взглядом по записям:

– Три дня назад ты проявила непочтительность к аббатисе, отказалась от пострига, вела себя странно и непотребно, дралась, выкрикивала ругательства. Как ты это объяснишь, сестра?

Настя смиренно повторила версию о греховном соблазне и несчастной любви.

– Женщина – сосуд греха. – Инквизитор возвел глаза к потолку, словно призывая Бога в свидетели безобразий, которые ему тут приходится наблюдать. – А скажи, сестра, не бывает ли у тебя ощущения, что тобою кто-то управляет? Что кто-то поселился в твоей голове, заставляет тебя говорить не своим голосом, выкрикивать слова, которые ты произносить не хочешь?

– Нет, брат Яков, такого не бывало.

– Может быть, у тебя случаются видения? Или одолевают смутные желания совершить непотребное?

Настя решительно ответила, что никаких непотребных желаний, кроме желания быть с любимым, она не испытывает, да и то в последнее время подавляет молитвой и постом.

Шпренгер долго сверлил ее испытующим взглядом, потом сказал:

– Все же твоя грубость во время пострига была странной, сестра Агна. Что ж, ступай. Мать Анна просила за тебя.

Положительно, отвратное место, думала Настя, возвращаясь к трапезной. Молитвы, рабский труд, призраки, чокнутые монашки, инквизиторы, призраки какие-то… Она решила не тратить времени на подготовку и сбежать сегодня же. Лучший план – это его отсутствие, лучшая стратегия – спонтанность.