Никита Баранов - Граф с Земли

При свете сумерек весь этот кладбищенский ансамбль приобрёл таинственный мистический ореол. Ветхие поросшие мхом гранитовые памятники, насквозь прогнившие деревянные надгробия и скопища давным-давно засохших цветов придавали происходящему ощущение древности, хотя погосту совсем недавно исполнилось лишь полвека. А увядающий красноватый свет почти закатившегося за горизонт светила лишь угнетал, и словно бы вытягивал последние силы из дряхлого умирающего старческого тела.

Виктор Евгеньевич, согнувшись в три погибели, медленно протиснулся между мусорными кучами и тихо выругался: раньше такого бардака не допускали. Когда старик был ещё молодым и жил в этих краях, кладбище всегда оставалось чистым и ухоженным. Ещё двадцать лет назад здесь уважали мёртвых, а сейчас в деревне остались доживать свой век лишь такие же бабушки и дедушки, как и он сам. Хотя, Виктору Евгеньевичу ещё повезло — после смерти жены много лет назад дети забрали своего отца к себе в город, а сам старик стал навещать могилу лишь изредка, когда удавалось перебороть себя и вырваться из столичной суеты. С возрастом Виктор Евгеньевич возвращался сюда всё реже и реже; последний раз он приезжал на это кладбище четыре года назад. Но сейчас, понимая, что ему самому осталось жить всего несколько недель, он не смог не проститься со своей суженой, которую любил всю свою жизнь. Любил даже больше, чем саму жизнь, а потому после безвременной кончины супруги даже и не думал о том, чтобы начать с кем-либо новые отношения. С тех пор прошло без малого три десятка лет, и семидесятилетний старик, страдающий неизлечимой болезнью, всё ещё гордился своей верностью единственной, пусть и уже почившей, любимой женщине.

Виктор Евгеньевич ещё издалека заметил нужную ему могилу, и на душе сразу стало теплее. Он засеменил быстрее, аккуратно расчищая перед собой дорогу от мусора и опавших осенних листьев тяжёлой дубовой тростью. Подобравшись к месту, старик низко поклонился, прижался к посеревшему мрамору лбом и провёл по надгробию иссушёнными пальцами. И хоть губы расплылись в почти счастливой улыбке, глаза предательски наполнились слезами, и по щекам скатились несколько скупых блестящих в свете заходящего Солнца капель. Виктор Евгеньевич отошёл на шаг и оглядел могилу со всех сторон. Грязное надгробие вызвало у старика чувство вины. Ещё бы — четыре года дождей, снегов и прочих природных неурядиц не оставили чистоте ни единого шанса. Виктор Евгеньевич достал из кармана пальто заранее приготовленную тряпочку и стал бережно оттирать поверхность надгробия от налипшей и крепко присохшей земли. Вскоре проявилась и надпись, до этого момента скрывавшаяся за слоем пыли, но краска давно уже стёрлась, и прочитать прощальные слова не осталось ни малейшей возможности. Хотя, конечно, старик помнил их наизусть.

— Я очень скучаю по тебе, Лизонька, — осипшим голосом произнёс Виктор Евгеньевич.

Оттерев надгробие и изрядно попотев, старик со скрипом в спине опустился на колени и сгрёб в сторонку все жёлтые листья. Теперь могила выглядела куда приличнее, чем до этого, и Виктор Евгеньевич с довольной ухмылкой уселся на лавочку неподалёку.

— Знаешь, Лизонька, две недели назад у нас появился первый правнук. Пашкин сынок. Ну и богатырь, скажу я тебе!

Старик было рассмеялся, но сильно закашлялся и тут же прикрыл рот носовым платком. Платок окрасился красным: кашель сопровождался кровавыми каплями.

— Ты не думай ничего плохого, я в порядке, — махнул он рукой в сторону могилы. — А что кашляю — так что с того? Все кашляют. У меня всё нормально, любимая, не волнуйся за меня, прошу.

Виктор Евгеньевич тяжело вздохнул и поглядел на закат. Солнце уже почти скрылось, а потому на небосклоне сейчас отчётливо виднелась Венера. «Утренняя звезда» или «Вечерняя звезда», как её называла Лиза, всегда напоминала Виктору о былых временах. Его жена в своё время увлекалась астрономией, а он, полнейший гуманитарий, ничего в этом не смыслил, хотя всегда с умным видом слушал рассказы о созвездиях, туманностях и важности их изучения для современной науки. Сейчас, конечно, старик уже всё позабыл, но каждый раз, когда взгляд его поднимался к звёздам, он улыбался и вспоминал полную энтузиазма Лизу, вечно готовую к новым открытиям и свершениям.

— Борька Тарасов умер полгода назад, — сообщил Виктор Евгеньевич. — Помнишь, как раньше он к нам каждые выходные сына своего приводил? Как детки наши игрались. Да, отличное время было…

Ветер слегка усилился, стало прохладнее. Старик приподнял воротник, но со скамейки не встал. Он понимал, что последний автобус уехал ещё час назад, а, значит, сидеть здесь, на кладбище, предстоит ещё целую ночь.

— Ну, ничего. Раз уж это последний раз, когда я тебя навещаю, почему бы не побыть здесь до рассвета? Холодно, да и чёрт с этим. А темноты я не боюсь. Не маленький уже!

Словно подтверждая эти слова, сильный порыв ветра покачнул стоящие рядом деревья. Начался настоящий листопад, и всего через пару минут могила снова была припорошена пожухлой осенней листвой. Виктор Евгеньевич устало вздохнул и усмехнулся:

— Вот так всегда. Делаешь что-то, делаешь, а ветер всё заметает. И труд одного человека в сравнении с монолитным безразличием стихии не стоит и ломаного гроша. Такие вот дела, Лизонька. Такие дела.

Солнце окончательно село за горизонт, и ночной морозец сразу же вступил в свои права. Ветер, казалось, утихать и не собирался. Фетровая шляпа пару раз чуть не слетала с полысевшей головы, но старик крепко придерживал её рукой. Ведь этот головной убор — последний подарок Лизы перед её кончиной. Виктор Евгеньевич тщательно хранил её много лет, каждый день смахивал с неё незаметные глазу пылинки и ни разу не уронил её не пол.

— Скоро и я так буду лежать, — уже тихо сказал старик, будто бы надеясь, что покойная жена не услышит этих «мыслей вслух». — Я попрошу детей, чтобы меня похоронили рядом, Лизонька. Мы всегда будем вместе, слышишь? Всегда будем вместе.

Виктор Евгеньевич снова расплакался. Вытерев всё тем же окровавленным платком слёзы, он достал из кармана старенький плеер, подаренный несколько лет назад сыновьями, надел поверх шляпы уже порядком износившиеся наушники и включил музыку. Нестареющий, но, увы, давно покинувший этот мир Рэй Чарльз со своим джазовым бэндом заставил Виктора Евгеньевича снова довольно улыбнуться. Ведь любовь к джазу ему тоже в своё время привила именно Лиза.

— Я очень по тебе скучаю, любимая, — сказал старик, покачивая головой в такт музыке. — С каждым днём всё больше и больше. И безмерно тебя люблю.

Виктор Евгеньевич слушал джаз, пока плеер окончательно не разрядился. Всю ночь он так и провёл на скамье, изредка перекидываясь с самим собой незатейливыми фразами, бодрящими и успокаивающими одновременно, а наутро, встретив рассвет, снял шляпу и чинно поклонился вновь появившейся на горизонте Венере.