Михаил Маришин - Звоночек 2[СИ, закончено]

— Молодец, ай молодец! — я не мог нарадоваться на сына, думая про себя одновременно, что большинство его ровесников из моей прошлой жизни, избалованные покупными игрушками, могли их только ломать, — Ты, наверное, когда вырастешь, самолёты строить будешь?

— Нет, я как дядя Петя буду строить корабли, у нас ведь завод судостроительный! Ты что, забыл? А это нам воспитательница задание дала, мы все вместе делали. Но мой самолёт лучше всех!

Да уж, мальцу в логике не откажешь. Всё-таки, в хорошее время я попал, дети вот, мечтают что-то строить, а не иметь. Желательно задарма.

— Семён, тут такое дело, — обратил на себя внимание Пётр-старший, — может пока Полины нет, я наверх переберусь?

— Ты ещё здесь? Твоя возня по ночам, пополам с храпом, у меня уже в печёнках сидит! А ты ещё спрашивал, зачем я вторые нары сколачиваю! "И так поместимся!", — передразнил я друга-приятеля, — Только смотри мне, чтобы у кое-кого, вопросов про кое-что, не возникло! Соблюдать конспирацию!

— Пап, а что такое "конспирация"? — встрял с вечным детским вопросом сынуля.

— Это малыш, почти тоже самое, что и маскировка, а что такое маскировка — этому в армии учат. Вырастешь — узнаешь.

— Идите есть! — Маша позвала нас всех наверх, в избу, крикнув через приоткрытое на секунду окно.

Когда мы расселись за столом, крёстная, решив, что момент подходящий, сказала.

— Петя, представляешь, что сегодня Семён учудил… — и вложила меня по полной программе. К моему удивлению Милов, молча выслушав супругу, только махнул рукой.

— Ерунда всё это.

— То есть как!? — Маша просто опешила от такой реакции.

— Да разыграл он тебя. Ты что же, в самом деле, думаешь, он с товарищем Сталиным так разговаривал? А тебе, Семён, скажу. Шутки твои — дурацкие. И, между прочим, наказуемые. Подрыв авторитета — это тебе не фунт изюма. По нынешним временам, пошутив так в неподходящем месте, можно и билет в столыпинский вагон заработать.

— А здесь, значит, место подходящее?! — Маша злилась уже и на меня, и на Петра, и на себя за свою доверчивость.

— Всё, хватит, закрыли тему. Не хватало нам тут ещё из-за этого разругаться, — закруглил я неприятный для себя разговор.

После ужина, прихватив с собой резную деревянную шкатулку, я решил заняться разбором поступившей мне почты, которой давно не занимался. Писем оказалось неожиданно много, приходили они, в основном, на ЗИЛ, а уж оттуда их пересылали мне. Прочитав пару, одно из какой-то МТС, второе от бойцов 3-его танкового батальона, я убедился, что содержание их типовое, для меня очень и очень приятное. Особенно второе меня порадовало. То, что живучесть танка с дизелем я и так знал, но когда это выражается в форме благодарности — совсем другое дело. А уж когда перечисляются, с боевыми примерами, имена и фамилии конкретных танкистов, которые не сгорели и не стали инвалидами, то чувствуешь, что до своих годов дожил не зря. Написали мне и о ремонте, как за шесть часов выкинули из танка повреждённый попаданием снаряда противотанковой пушки двигатель и заменили на снятый с первого попавшегося грузовика. Всё замечательно, просто великолепно, только само наличие орудий ПТО у мятежников наводило на нехорошие размышления. Про броню-то мне не сказано ничего, поскольку не моё дело, но ижорцам, догадываюсь, икается по сию пору.

Отложив все похожие письма в сторону, решив прочесть позднее, взял в руки стопку, адресованную непосредственно в Нагатино. Так, приглашение на какой-то сабантуй от Любимого-дядюшки, давно просроченное. Не забывает, стало быть, племянника. А мне, в моём нынешнем положении, ему на глаза показываться как-то даже и неудобно. Пусть жизнь устаканится, тогда я тебя, дорогой, обязательно навещу. Следующая весточка от товарища Шпагина, упрекает меня он, можно даже сказать весь в обиде. Зачем схемой однозарядного ПТР ещё и с Дегтярёвым поделился? Чуть конфуз не приключился, если бы не задержка из-за пистолета. И невдомёк ему, что я тут не причём. Ружьё-то, как ни крути, дегтярёвское! Сам он, своим умом и опытом его собрал. "Вальтер", кстати, забраковали по причине высокой себестоимости, несмотря на отличные характеристики. Ну, и в довесок, "полный отлуп" мне с металлическими пулемётными лентами. Не может СССР себе такое позволить, металла не хватает. Всё лучшее — в авиацию! Там применение лент допустимо. Поэтому Шпагин и конкурс на крупняк Дегтярёву проиграл, не стыковался пулемёт с нижним расположением магазина ни с одним станком, пришлось переделать в ПТР, но и здесь Симонов с Токаревым на пятки наступают. У них опытные самозарядные ружья легче. В общем, будет товарищ Шпагин творить теперь исключительно самостоятельно и никаких подачек ему больше не надо! Не очень-то и хотелось.

Третье же, последнее письмо, оказалось датировано началом сентября. Ума не приложу, как я раньше его не заметил. Прятали его от меня что ли? Писала жена Евгения Акимова, которого я ещё год назад отправил в командировку в Ленинград для освоения в серии 130-го мотора. Угодил Женя под суд и влепили ему, как врагу народа, срок, сколько не живут, по законам военного времени. Вот и просит мать двоих детей помочь и разобраться в этом деле, ведь Женя никак не может быть врагом народа. Да я и сам знаю, что Акимов мухи не обидит, а поезд-то ушёл уже! Не начальник я ему больше. Самого, того и гляди, запрут.

Зачитавшись, я потерял бдительность, но последняя мысль отлично совпала с происходящим на улице. К моему дому, тихо урча двигателем, подъехал автомобиль а во дворе послышались приглушённые голоса. Кто ходит в гости по утрам? В смысле, поздним вечером или ночью? Да ещё с применением автотранспорта? Правильно мыслишь, товарищ Любимов! Чёрный ворон, чёрный ворон, чёрный ворон переехал мою маленькую жизнь! Достукался. Ну, заразы, сейчас я вам покажу и рай, и ад, и чистилище! Вскочив, я схватился за поставленный в углу меч, но, подумав, решил, что удобнее будет начать здесь, потому что число противников неизвестно, поэтому бросился откапывать завёрнутый в промасленную бумагу и зарытый в земляной пол рядом под нарами "Вальтер".

Между тем, за окошком послышались шаги, чавкающие, по мокрой апрельской земле, по крутому склону, с которого нужно было спуститься, чтобы подойти к моей двери. Я подобрался, сжался как пружина, присев сбоку от дверного проёма, чтобы первый вошедший потратил драгоценные мгновения, которые должны были стоить ему жизни.

Вдруг раздался смачный шлепок и что-то пошло юзом, собирая по пути не до конца растаявшие на северной стороне пятна грязного снега.

— Траки! — это слово, наиболее громко, среди прочего бормотания, с нескрываемой досадой, произнёс голос, который я подсознательно даже отказался признавать. Неужели?