Юрий Валин - Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)

Куда больший интерес, чем беглый прапорщик со своей подружкой-сестрицей, у команды бронепоезда вызывала Катерина. Пашка раньше и не думал, что не только его с Германом вопросы так остро мучают. Вроде сто лет с командиршей знакомы, а до конца не поняли. Только команду «Товарища Троцкого» тоже ох как интересовала Катерина. Такие басни плетут — не знаешь, смеяться или плакать. Начиная с того, что была приближенной барышней-секретаршей самого Льва Давыдовича. Или вовсе наоборот, иную историю вообразили — что при деникинском штабе работала, лично товарищем Дзержинским засланная. С Пашкой, понятно, никто таких баек не обсуждал, но краем уха доводилось слыхать и враки позабавнее. Диковинно, что при таком всеобщем интересе никто шикарную блондинку «оприходовать» и не мечтал. Умела Екатерина Григорьевна себя в мужском обществе правильно поставить. Братва статью ее любовалась, но клинья не подбивала. Да и что подбивать, если барышня и не барышня, раз с таким интересом про бои и атаки слушает да расспрашивает. Любому герою про былые дела только дай вспомнить.

Пашка и сам был не прочь рассказать-приврать. Только домой хотелось. Сыт геройством. Одно дело — в цепи лежать, по белякам «пачками» лупить или за пулеметом, когда чужой «максим» своими очередями заставляешь заткнуться. А вот бабу лопатой по башке… Прав Герман — то не война. И Катерина права — придут немцы, вот тогда за винтовки браться нужно. Может, с беляками действительно мир получится? Хоть и сукины дети, а свои. Разграничиться, кордоны твердо поставить, потом рабочий народ сам с ними разберется. Как жить-то, пример будет — красная Москва рядом. Только сначала Петлюру с предательской Польшей необходимо подальше вышибить.

«Товарищ Троцкий» двигался медленно. Относительно успешно проскочили Лозовую. Заправились водой и углем на разъезде под Самойловкой. Оба паровоза уголь так и жгли — «Троцкий» шел в боевом положении — бронепаровоз неизменно держал пары, артиллеристы и пулеметчики дежурили на постах. Два раза обстреливали — не всерьез, лишь пощелкали по броне бессильные пули. «Троцкий» высокомерно не отвечал. На подходе к Екатеринославу застряли надолго — соединялись по телеграфу с комендантом города, потом пытались связаться с Махно. Пашка успел приволочь своим обед, потом ужин, а в крошечном строении вокзала все бились с телеграфистами, пытаясь достать неуловимого Батьку. Команде отходить от бронепоезда запретили. Хван, рябой, непоколебимый как валун, комиссар «Троцкого», курил на крыльце вместе со щеголеватым хлыстом — адъютантом генерала Хомова. Сам генерал вместе с командиром «Троцкого» Васильковским прочно устроились в комнатушке телеграфиста.

Дальше «Товарищ Троцкий» двинулся только под утро, выслав вперед дрезину с разведчиками. Пашка в то время спал на полу, привычно упираясь спиной в спину прапорщика. В закутке разведчиков было тесновато. Стучали под металлическим полом колеса, изредка заглядывала в амбразуру луна. Катерина все шепталась с неугомонной Виткой. Уму-разуму, надо думать, учила.

День «Борец за свободу товарищ Троцкий» простоял на солнцепеке, посреди степи. Ветер слабо колыхал выжженные высокие травы. Все люки и щели бронепоезда были распахнуты, но полуголая команда изнывала от жары. Наблюдателям на раскаленной броне было еще хуже. Приказано было не выходить. Вдали, в призрачном мареве, маячили чьи-то всадники. Обстановка оставалась напряженной. К бронепоезду подлетали какие-то лихие чубатые хлопцы на взмыленных конях, потом подошла дрезина, привезла помятого господина в пенсне. Привезшие господина делегата путейцы устало курили, поглядывая на грозные броневагоны.

Потом все успокоилось, по переговорной трубе пробубнили приказ: «Всем, кроме наблюдателей и дежурных пулеметчиков, отдыхать». Из вагонов по-прежнему выходить не разрешалось. Обед раздали сухим пайком.

Пекло под броней ужасно. Пашка со скуки принялся помогать набивать ленты. Второй номер ближнего «максима» оказался родом из станицы Копанской, можно сказать — земляк.

У приоткрытой застопоренной двери собралась обычная компания — бойцы, неизменный Степан, присевший на корточки Прот. Катерина рассказывала об обычаях американских индейцев. О том, как дикари детей воспитывают, как собак дрессируют. Как с колонизаторами в старину воевали. Интересно рассказывала, командир бронеплощадки молчаливый латыш Працис и тот прислушивался.

— Лихая у вас командирша, — земляк утер лоб локтем. — Неужто и правда за океанами бывала?

— Да она разве всерьез скажет? — вкладывая в гнезда холщовой ленты патроны, Пашка улыбнулся. — Я же с ней недолго, но так понимаю, она на такие задания хаживала — нам лучше не знать. А насчет океанов — не удивлюсь.

— Бывают же такие бабы. Не дай бог охомутает — всю жизнь во фрунт стоять будешь. Это я фигурально, не про вашу товарищку, а вообще, — пулеметчик принялся укладывать ленту.

— Ясное дело. За такой не угонишься, — сказал первый номер, усатый татуированный моряк-балтиец. — Политической грамотности не хватит. Да и по ночам неизвестно кто кого… То ли дело, у меня в Выборге краля была… Ты, Николка, на чекистку не заглядывайся. Тебе кто посмирнее нужен. Типа евреечки этой. Тихая, и глазки ничего. А что нехристь, так не старые времена. Выучится борщ украинский варить, и все в ажуре.

Пашка хмыкнул:

— Опоздали. Борщ она варить умеет. Только уж выбрала, кому варить. Но ты, Никола, не огорчайся. Домашняя да спокойная — то не про нашу Виту. Она из «нагана» в лоб шмальнет, не задумается. Уж будьте уверены. Товарищ сугубо проверенный, но амуры разводить я бы поостерегся.

— Нет уж, я после войны к нам на Азов вернусь. Там девчата — лучше не найдешь, — пробормотал пулеметчик. — А из «нагана» — так я уже насмотрелся. Может, закончится заваруха, а, товарищи?

Голос Катерина приглушала, выводила не слишком ровно под стук колес:

— От то песня, — сказал кто-то из артиллеристов. — Прямо про нашу жизнь…

— Не, наша про «Каховку», — сказал молоденький, не старше Пашки, сигнальщик. — После «Смело, товарищи, в ногу» первая вещь. Видали, как деникинцы вчера прислушивались? И их забирает. Хорошую песню товарищ Катя принесла.