Андрей Колганов - Жернова истории 3

Конечный итог нашего разговора оказался значительно более успешным, нежели я рассчитывал. Удалось получить от Серебровского заверения, что он поддержит мою позицию и на Президиуме ВСНХ, и, если потребуется, в Совнаркоме. Убедить Александра Павловича, с которым мы уже давно сотрудничаем и хорошо знаем взгляды друг друга, оказалось сравнительно легко. Но вот удастся ли пробиться через строй наших высокопоставленных чиновников, многие из которых уже привыкают решать экономические вопросы командными окриками сверху, а другие формируют свои позиции с оглядкой не на интересы государства, а на баланс ведомственных интересов?

Встреча с Валерианом Владимировичем Куйбышевым, наркомом Рабоче-Крестьянской Инспекции, а по совместительству – председателем Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б), была у меня запланирована заранее. Попасть к нему на прием было не так-то просто: в фактической партийной иерархии председатель ЦКК шел, пожалуй, сразу вслед за членами Политбюро. Мой собственный статус свежеиспеченного начальника одного из управлений ВСНХ и кандидата в члены ЦК был существенно ниже, и его едва хватило, чтобы не дожидаться очереди на прием до морковкиного заговенья.

В нынешней реальности среди самой верхушки партийного руководства Валериан Владимирович, во всяком случае, до недавно закончившегося XIV съезда, был единственным, кого можно было однозначно назвать человеком Сталина. В ЦК, среди секретарей губкомов, среди наркомов – да, здесь были его надежные сторонники. А в самой верхушке до последнего времени – один Куйбышев. И потому от моего визита зависело не только то, получу ли я в ЦКК поддержку своим начинаниям, но и то, как будет складываться мнение обо мне у председателя Совнаркома.

Шел я в наркомат РКИ с намерением возложить на наркома ту работенку, которой в моей истории занялся чуть позже другой сталинский сподвижник – Серго Орджоникидзе. Он сменил Куйбышева на посту главы ЦКК-РКИ, поскольку тот, в свою очередь, сменил умершего Дзержинского на посту председателя ВСНХ. Теперь же Феликс Эдмундович, надеюсь, переживет 1926 год, а потому разгребать авгиевы конюшни бюрократизма предстояло Валериану Владимировичу. Нет, речь шла не о том, чтобы эту гидру побороть. Необходимо было "всего лишь" ввести чиновный хаос в некие разумные рамки.

Попав к наркому РКИ кабинет, первым делом естественно, здороваюсь и представляюсь.

Куйбышев после нескольких мгновений промедления все же вспоминает:

— Вы у меня, кажется, уже бывали. Вроде бы с комиссией по Дальнему Востоку, из-за проблем с контрабандой, если я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — чуть улыбнувшись, подтверждаю его воспоминания. — Но сейчас я работаю в ВСНХ, занимаюсь перспективными планами, и в связи с этим очень рассчитываю на вашу помощь.

— В чем же наша помощь может заключаться? — интересуется председатель ЦКК. — Провести обследование плановых органов? Каких? Госплана или местных плановых комиссий?

— К сожалению, вопрос гораздо серьезнее, — качаю головой. — Мне приходится на практике постоянно сталкиваться с тем, что нынешнее безобразное состояние учета и отчетности способно сорвать любую плановую работу.

— Прямо-таки сорвать? — с видимым недоверием отзывается Куйбышев. — Конечно, положение с отчетностью у нас весьма скверное, но не настолько, чтобы с нею вообще нельзя было работать!

— Именно настолько! — категорически парирую я. — Вам известно, сколько бумаги НКПС ежегодно закупает у нашего Центробумтреста для своих форм отчетности? — не дожидаясь ответа на свой, в сущности, риторический вопрос, сообщаю сведения сам:

— Четверть всей трестовской выработки! Это целых четыреста двадцать тысяч пудов (сам горячий поборник метрической системы, но что поделать, что если мне удалось добыть лишь такие данные, в пудах?). — Не давая председателю ЦКК опомниться, продолжаю сыпать фактами. — Знаете ли вы, что Наркомзем Украины превратил годовой отчет агронома в толстенный фолиант, содержащий двадцать тысяч вопросов? А форму Наркомторга по учету кожевенного сырья вы видели? Там двадцать семь тысяч вопросов. Впрочем, — делаю небрежный жест кистью руки, — это лишь мелкие бюрократические капризы по сравнению с тем, во что превратил свою отчетность Наркомтруд. Как вы полагаете, сколько всего показателей в течение года они собирают в своей системе только по рынку труда?

Валериан Владимирович, прежде, чем ответить, пристально посмотрел на меня:

— Если судить по тому тону, с которым вы задаете этот вопрос, то там творится нечто несусветное. Тысяч двести? — кривовато усмехнулся он.

— Более ста восьмидесяти девяти миллионов, — преувеличенно-спокойным тоном, чтобы не дать себе сорваться, поправляю наркома РКИ.

— Сколько-сколько? — с явным недоверием переспрашивает Куйбышев.

— Вы не ослышались. Сто восемьдесят девять миллионов четыреста тридцать две тысячи четыреста девяносто пять. Да еще по охране труда свыше тридцати миллионов показателей! — во мне не на шутку начинает закипать праведный гнев. — На кой черт все это нужно? Кто и когда сможет не то, что обработать, а просто прочесть эти данные? Да тысяча Госпланов будет разбираться и не разберется до второго пришествия коммунизма!

Председатель ЦКК непроизвольно улыбнулся в ответ на мою шутку, но тут же погасил улыбку.

— Вы хотя бы представляете себе объем работы, которую нужно провести для упорядочивания отчетности? — спрашивает он, усталым жестом проведя рукой по большому выпуклому лбу.

— Объем колоссальный. Тем скорее надо браться за эту работу, — надо настоять на своем во что бы то ни стало, и я пускаю в ход тяжелую политическую артиллерию. — Иначе исполнение директив недавнего Пленума ЦК о составлении перспективного плана социалистической реконструкции народного хозяйства будет попросту сорвано.

Куйбышев, похоже, собирался в ответ сказать нечто довольно резкое, но, немного пожевав полными, мясистыми губами, смолчал, и только глянул на меня исподлобья со страдальческим выражением. Надо сказать, этот взгляд – мрачный и одновременно жалобный – у него получился весьма впечатляющим. Да, настала пора подсластить пилюлю.

— Валериан Владимирович, вы не думайте, что приперся к вам чиновник только с категорическим требованием: вынь да положь немедленно, а лучше – вчера, со всех сторон правильную и красивую отчетность, а кто и как это сделает – не его забота. Нет, это дело наше общее, дело партийное, и я много думал над тем, как его ускорить, — говорю это уже не прежним настоятельным, даже категоричным тоном, а перехожу на мягкий, доверительный разговор. — Чтобы облегчить вам работу, предлагаю предварительный отбор учетных показателей возложить на сами ведомства на основе очень жесткого подхода. А именно: ведомства должны представить расчеты, указывающие, кто из утвержденного штата их сотрудников и сотрудников организаций, у которых они запрашивают отчетность, и в какие сроки будут составлять и обрабатывать отчетную документацию. В основу же такого расчета следует положить нормативы работы с учетно-отчетной документацией, которые может разработать ЦИТ, разумеется, с утверждением РКИ. Думаю, Гастев не откажется поработать на это дело?