Андрей Колганов - Жернова истории 3

Мои мысли по странной прихоти скакнули к строящемуся цеху местного химзавода. Беспорядок на этой стройке был истинно российский. А что будет, когда вся страна превратится в большую стройку? Я довольно хорошо себе представлял – что. Хотят сам к строительному делу отношения не имею, но работы специалистов как раз об этих временах приходилось читать. Ведь есть же у нас превосходные инженеры – организаторы строительного производства. Шухов – руководивший возведением спроектированный им башни для радиостанции имени Коминтерна на Шаболовке, Винтер – в моем времени строивший Днепрогэс. Других я не припомню… А, нет, вспомнил еще одного – Весник, ныне заместитель директора Амторга в США, которому предстоит возводить комбинат "Криворожсталь". Но этот – из молодой поросли, не из старых спецов.

Так вот надо срочно засадить таких людей за подготовку правил организации строительного производства. Технические "Строительные нормы и правила" у нас какие-то есть, а вот с организацией и планированием строительного производства – разброд. Чтобы не рвались возводить корпуса в чистом поле, а обеспечили сначала подъездные пути, складирование строительных материалов и оборудования, протянули коммуникации, обеспечили жилье и бытовые удобства для рабочих. Впрочем, строители лучше меня разберутся, что и как в этом деле следует зарегламентировать. Нужны строгие правила и подготовленные по этим правилам специалисты – уже сейчас, до начала строительного бума. Зря, что ли, столько копий было сломано вокруг Комитета по стандартам? Забить все это жестко в государственные стандарты – и нещадно драть за отступления от них.

Это – одно из средств, которые позволят поднять эффективность строительства, и избежать того разбазаривания капиталовложений, которое случилось в моем прошлом. Значит, планы можно будет сверстать менее напряженные…

Мои мысли не преставали крутиться вокруг этих проблем даже тогда, когда я вышел с женой на прогулку по парку. Лида некоторое время была задумчивой и молчаливой, а потом внезапно спросила:

— Ты, часом, не забыл, что мне втолковывал насчет индустриализации? У меня голова кругом идет – я все никак не могу сообразить, как нам связать концы с концами. Получается, не хватит нам средств, чтобы и новые отрасли создать, и сельское хозяйство поднять, и поднять уровень жизни рабочих.

Невольно вздрагиваю. Мысли она мои, что ли, читает? Ведь почти об этом же самом сейчас думал! А она между тем продолжает:

— Боюсь, не миновать нам тех проблем, о которых ты рассказывал, и придется крепко залезть в карман и крестьянину, и рабочему. А иначе где средства наскрести на скачок в будущее?

— Есть, есть способы обойтись без того перенапряжения сил, на которое пришлось пойти там, в моей истории, — медленно, не переставая раздумывать, отвечаю на ее слова. — Некоторые проблемы из неопытности и ошибок вытекали, а не из объективного стечения обстоятельств. Вот здесь можно дела поправить, и серьезно.

— Ты о чем? — немедленно уточняет жена.

— Два главных просчета были допущены, — объясняю свой взгляд на случившееся. — Первый: кинулись обобществлять сельское хозяйство внезапно, очертя голову, наломали дров – и в результате крепко подорвали сырьевую и продовольственную базу промышленности, особенно по части производства потребительских товаров. Второй: попытались ускорить темпы создания новых отраслей, нерасчетливо расширили фронт капитальных работ. А это повлекло за собой рост незавершенного строительства, необходимость занять на предприятиях и стройках больше работников, чем предполагалось, за счет массового притока неквалифицированной рабочей силы из деревни. В результате себестоимость производства не сокращалась, а росла. С производительностью труда было ровно наоборот: расти-то она росла, но очень медленно. Итог: пришлось финансировать промышленность за счет печатного станка, обесценения рубля и падения реальной зарплаты.

— Но как же так? — возмущается Лида. — Неужели не нашлось специалистов, которые объяснили бы, что к чему?

— Как не найтись? Нашлись, — говорю со вздохом. — Но если с трибуны партийного съезда бросают лозунг – "те, кто болтает о снижении темпов нашего строительства, являются агентами наших классовых врагов!" – что ты на это ответишь?

— Все равно, вопреки всему, надо разъяснять, что допустимо экономически, а что – нет! — горячится моя жена.

— Надо, — соглашаюсь с ней. — Только вот в те времена родилась невеселая фраза: "Лучше стоять за высокие темпы, чем сидеть за низкие". И никакой шутки в этой фразе не было, уверяю тебя. Специалистов, отстаивавших обоснованные плановые расчеты, просто обвинили во вредительстве и дали немалые сроки.

— Так ты думаешь, и у нас… — она недоговорила фразу, но смысл вопроса и так был ясен.

— Я не пророк. Но вот предотвратить подобный поворот событий постараюсь всеми силами! — Спокойнее, не кипятись. Без запальчивости, не повышая голос, а то на нас оглядываться начнут. — Надо за оставшиеся три-четыре года как-то ухитриться приучить ЦК и Политбюро к такому порядку, при котором любое хозяйственное решение может приниматься только после совета с экспертами… со специалистами, — возвращаюсь к более привычной ныне терминологии. — Да и в самом деле планирования надо будет кое-что подправить так, чтобы любой шапкозакидательский проект выходил боком его инициаторам, а не тем, кто против него возражает. Есть уже кое-какие задумки… — на этом мой голос стихает.

— Какие задумки? — теребит меня Лида.

— Слушай, у меня мозги на этой жаре буквально плавятся, а ты хочешь, чтобы я тебе тут детальный план реорганизации нашего планового хозяйства развернул – который и мне самому еще не во всем ясен! — взмолился я, стараясь придать голосу возможно более шутливые интонации.

— Ладно, страдалец, — смеется красивая молодая женщина, идущая со мной под руку, — пошли, присядем вон на ту лавочку в тенек, чтобы ты у меня совсем на солнце не растекся!

На черноморское побережье Крыма наползали стремительные вечерние сумерки. Небо, еще слегка подсвеченное догорающим закатом, темнело на глазах и, не успело оно еще превратиться в черный ночной бархат, как на нем уже начали проступать искорки звезд. А потом, когда на западе осталась лишь едва рдеющая тонкая багровая полоска, над нашей головой раскинулась звездная сеть, где глаз легко различал очертания созвездий, знакомых еще по школьному курсу астрономии, и Млечный Путь пролегал сквозь бездонное пространство своей загадочной и манящей россыпью звезд.

Вечер, на глазах превращавшийся в ночь, еще не остудил горячий песок, да и нагретое за день море не спешило отдавать тепло. Можно было лежать на пляже, не боясь замерзнуть. Облизнув горько-соленые от черноморской воды губы, я опустился на еще пышущую жаром поверхность пляжа, а Лида, отжав свою шикарную косу, которую никакими усилиями не удавалось запихнуть под купальную шапочку, пристроилась рядом со мной.