Sleepy Xoma - Путь тьмы

— Стоишь, — легко согалсился император, в очередной раз поражаясь тщеславию лича. Впрочем, тот не кривил душой. Гартиан внушал ужас уже при жизни, и если бы хотел, мог с легкостью свергнуть предыдущего императора. Но в голове этого религиозного фанатика попросту не укладывалось, сама мысль о смещении с трона, или даже убийстве, человека, посаженного на него Матерью. — Вот только если ты начнешь воевать серьезно, врагов придется отскребать с поля боя. Как тогда мы используем их тела?

Эти слова явно польстили личу, потому что голос, звучащий в голове императора, стал мягче.

— Ты умеешь льстить, владыка.

— Жизнь заставила. — Он посерьезнел. — Есть ли донесения от…группы?

Лич наклонил голову.

— Все почти готово, владыка. Завтра-послезавтра будет зажжен последий костер, и можно будет действовать.

Шахрион был доволен ответом.

— Хорошо. Тогдя я с твоего позволения все же попытаюсь немного поспать. Увидимся завтра, буди, если что-нибудь случится.

Деревенька Большие Кузницы вольготно раскинулась на берегу небольшой, но быстрой речки. Четыре десятка домов, три кузни около воды, церковь Отца, заменившая собою храм Брата, да небольшое старое кладбище — вот и все достопримечательности этого небольшого и унылого местечка, затерянного на западе Стоградья. Война сюда еще не пришла, но время от времени напоминала о себе.

На закате промозглого веселого дня в деревне появилась женщина. Она была одета в грязное потрепанное платье, а за спиной ее болталась видавшая виды котомка. На вид женщине было тридцать-сорок лет, изможденное лицо ее бороздили морщины, а в глазах застыли печаль и покорность.

Было видно, что ветер судьбы изрядно порезвился с жизнью путницы, закружив ту, словно сухой листочек в ненастье, и далеко унеся от насиженных мест.

Провожаемая взглядами селян, женщина медленно семенила к храму Отца и робко постучала в тяжелую деревянную дверь.

— Тебе никто не откроет, бабонька, — проговори деревенский староста, которого успели кликнуть мальчишки. — Все ушли.

— Куда? — Тупо переспросила женщина, поворачиваясь к нему.

— Кто знает? — пожал тот плечами. — Быть может, на север — воевать, а может, на запад — к его величеству. В деревне не осталось сынов.

— Даже низких?

— А у нас других отродясь не водилось — слишком чести много для мужичья. И низкий-то был один. Слабенький, правда, — староста вздохнул. — А сама ты откуда будешь?

— С севера, — лаконично ответила женщина.

— Как там?

Она помрачнела.

— Плохо.

— Так плохо, что бросила хату и убегла?

— Хуже.

— Значит так, иди-ка ко мне, поешь, обогреешься, да расскажешь, что у вас творится.

Дом головы — большое деревянное строение с дощатой крышей — располагался рядом с храмом и выглядел куда прочнее прочих жилищ. Староста выделил женщине каморку, чтобы та немного привела себя в порядок, и стал ждать ее к ужину.

Беженка появилась причесанная и умытая, одетая в латаное, но чистое платье, и лишь голодный блеск в ее глазах выдавал пережитое. На угощение она набросилась, словно голодный волк. Ела жадно, глотая куски, не тратя ни секунды на посторонние действия, и лишь когда пища подошла к концу, женщина отодвинула от себя тарелку.

Это послужило сигналом для старосты и его семьи — на незнакомку обрушился шквал вопросов.

— Как тебя звать, болезная? — спросила жена старосты. — Откуда ты будешь?

— Гирна я, — представилась женщина. — Буду с севера, иду почти от самой границы.

— Куда идешь?

— Подальше от войны.

— А муж что, дети, дом, земля? — спросил староста.

— Мужа и сына убили волки, дом сожгли. А пепелище слабо держит, — с горечью в голосе произнесла та. — Я бегу, а война наступает на пятки…

Домочадцы переглянулись.

— Правду ли говорят, что север потерян?

— Правду, и не только север, волки уже в Стоградье.

— А благородные что?

Женщина злобно зыркнула.

— Что, что… В заднице ковыряет, вот что. Я иду от самой границы и мимо меня на север промаршировали три армии. Назад они улепетывали куда быстрее. Самого венценосца не видела, не знаю, но дам совет: прячьте зерно и дочек. Скоро северяне придут и сюда.

— На все милость Отца…

— За Отца не скажу, а от Ордена толку мало, — вздохнула беглянка. — Люди на дорогах говорят, что их сильно огонь потрепал. А тех, кому мало было, добавили колдуны собачьего венценосца.

Женщина еще долго отвечала на вопросы, и лишь когда стало смеркаться, она зевнула, закрыв рот ладонью.

— Спасибо за то, что накормили. Мне завтра рано в путь, позвольте отдохнуть.

Она закрылась в своей каморке и не высовывалась из нее до наступления темноты. Когда же пришла ночь, и селяне уснули, та, что назвала себя Гирной, осторожно выскользнула на улицу, повесив котомку за спину. Возвращаться она уже не планировала.

На небольшом деревенском кладбище было тихо и безлюдно. Немногочисленные деревца урывали его от любопытных глаз, даря мертвым мир и покой.

Женщина неторопливо прохаживалась меж рядов, время от времени останавливаясь, чтобы прочитать имя на на потускневшей от времени табличке. Наконец, она определилась, и, скинув заплечную суму на землю, присела рядом со старой обветшалой могилой в центре кладбища.

На уставшем лице появилась отвратительная ухмылка, рука исчезла в котомке и появилась вновь. Один за другим на свет появились странные приборы — длинный серебряный нож, несколько склянок с мутной жидкостью, лист пергамента, испещренный вязью затейливых букв, несколько свечей, огниво.

Женщина развернула пергамент и зажгла свечи, чихнула, когда слабый аромат благовоний достиг ее носа, прочистила горло и начала читать заклинание.

Древние страшные слова поплыли над кладбищем, в котором стало еще темнее — лишь две точечки света разгоняли непроглядный мрак. Он струился, словно туман, обтекая чернокнижницу, и ей казалось, что ног коснулась чья-то мягкая, но холодная рука.

В темноте промелькнул неясный силуэт и Гирна, не глядя, плеснула вокруг себя жидкостью из колбы. При этом она не переставала читать и с каждым предложением голос чародейки все повышался. Некромантка чувствовала радость — миссия почти завершена. Еще чуть-чуть и ее часть узора будет соткана, а в том, что остальные справятся, она не сомневалась ни на миг.

И вот тогда…Тогда исиринатийцы наплачутся горючими слезами!

Да, Черный Властелин оказался достойным правителем, не слабаком и трусом, как его отец и дед. Он не побоялся применить запретные чары, чтобы обрушить свою ярость на врагов! Служить такому правителю — честь! Отдать за него жизнь — радость!