Валерий Большаков - Командор

Надобно сказать, что Олег всегда побаивался тяги к прогрессорству, которая жила и в Пончике, и в нём самом.

В самом деле, разве не сумели бы они построить ту же паровую машину в эпоху викингов? Сумели бы.

Пусть не в Альдейгьюборге, а в Константинополе, но смогли бы, тем более что механиков ромеи дюже уважали.

Вон Лев Математик светотелеграф провёл чуть ли не через половину империи.

Инженер Каллиник изобрёл сифонофор для метания «греческого огня». Короче говоря, «профессоров» хватало.

Вот только опасение сразу брало Олега: а не изменит ли его «микроскопическое воздействие» историю?

Не станет ли будущая, родная ему реальность иной? Страшно…

Ведь нету у человечества весов, на которых можно было взвесить зло и добро, исчислить пропорцию горя и радости.

Забавным было то, что сам Сухов с удовольствием читал всякую «альтернативку», где «попаданцы» лихо меняли ход событий, привнося технические новинки, мешали исторической личности или, наоборот, помогали, в зависимости от того, чего эта самая личность хотела добиться.

Но вот когда сам заделался «попаданцем», охота к великим переменам попригасла.

Капитан усмехнулся, вспомнив, как варяги прозвали его Вещим, и он возомнил себя тем самым Олегом, который «збирается отмстить неразумным хазарам».

Слава богу, оказалось, что истинного воеводу Рюрика звали Халег Ведун…

Потом, когда его перекинуло лет на …дцать вперёд, в X век, он там подзадержался.

Освоился, в рост пошёл, но толкать прогресс под микитки даже и не думал. Да и некогда было ерундой заниматься.

Хотя… Тут вопрос даже не в самой возможности устроить ненужную и опасную для будущего «альтернативку».

Всё дело в приоритетах, что ли.

Какая ему разница, кто в Новом Свете кого задавит — Испания Францию или наоборот? Оба королевства ему одинаково безразличны.

Париж чуточку ближе, но лишь потому, что в памяти остаётся французское кино с Пьером Ришаром, Луи де Фюнесом, Бельмондо и Аленом Делоном. Ну и с Брижит Бардо, разумеется.

Он, случается, напевает песни Джо Дассена, постоянно на ум приходят строки Дюма-отца.

Но убери эту чисто культурную и весьма выборочную связь, и ничего же не останется в душе.

А если его угораздит попасть на Гражданскую войну?

Он что, не поможет Колчаку объединиться с Деникиным?

Не поддержит Врангеля в необходимости штурма Царицына или наделения крестьян землёй не потом, после победы, а сию минуту? Поддержит!

И у Каледина револьвер отберёт, чтобы не стрелялся, и Корнилова убережёт, и Маркова прикроет. ИДроз-довскому вколет пенициллин, чтобы спасти от смерти.

Если сможет…

Естественно, чтобы добиться лучшего исхода в Гражданской или, скажем, в Русско-японской войне, ему пришлось бы хорошо поработать локтями, пробиваясь на самый верх, поближе к императору или верховному правителю, но ему ли привыкать к подобным упражнениям?

Ему, магистру, багатуру, кесарю и прочая, и прочая, и прочая?

А коли судьба-мерзавка закинет его в 41-й?

В то самое лето, когда немецкие танки попрут на СССР?

Что, он тоже будет осторожничать, пугаясь изменения реальности? И кем его тогда можно будет назвать?

Олег усмехнулся. Он прочёл целую серию книг, построенных по одной и той же схеме, — «попаданец» оказывается в 1941-м, воюет, налаживает контакты с самим Сталиным, выкладывает вождю своё послезна-ние — и Великая Отечественная мало-помалу меняет своё течение.

Немцы не доходят до Сталинграда, и ленинградская блокада снимается прежде, чем Таня напишет свой дневник, зато победители распишутся на Рейхстаге годом раньше.

Разве он не хочет этого? Разве не выложит всё сам Иосифу Виссарионовичу?

Да он наизнанку вывернется, лишь бы нашим помочь!

И не стояло бы перед ним проблемы выбора, «он себе уже всё доказал»…

Печь-вагранку для переплавки чугуна соорудили на берегу, под чутким руководством Серватиуса, а маленькая кузница у Схоппе на корме галиота наличествовала, в тесных подпалубных помещениях.

В принципе, этих самых помещений было всего два — кузня и мастерская.

В мастерской шкипер дневал и ночевал, это была его капитанская каюта, а в кузницу иногда заглядывал, по нужде — выковать чего, заклепать.

Когда Олег окунулся в жар, почуял запах гари и раскалённого металла, то даже ностальгия накатила.

Давненько он за молот не брался…

Считай, с IX века от Рождества Христова!

Оставшись в одних штанах, Сухов натянул на себя кожаный фартук.

— Поддувай, поддувай, — велел он Быкову, ногами качавшему кузнечные мехи.

— Поддуваю, поддуваю… — прокряхтел Яр. — Ёш-моё…

Пламя в горне загудело, меняя оттенок.

Олег, подхватив щипцами раскалённый штырь, стал его охаживать молотом, сгибая.

Раскалённый чугунный пузырь, оболочка бомбы, припекал сильно, аж волосы трещали.

Приставляем… Придерживаем… Привариваем…

Готово. Следующая…

Акимов в это время паял медные трубки для запалов, прислушиваясь, как гудит печь на близком берегу, да приглядывая за полуголыми, мокрыми от пота корсарами, качавшими меха. Процесс пошёл!

…Недели две длилась вся эта возня с «чудо-оружием».

Как ни выйдешь на палубу, Виктор корпит над своими «бомбочками» — то таблицы составляет, то пороховую смесь забивает в запалы.

Ясным днём в воскресенье первые три бомбы были готовы.

Их пузатые тела с цветами побежалости не создавали впечатления некоей доморощенности, самодеятельного творчества — нет, нормальные такие снаряды. Хоть сейчас в бой.

— Испытать надо, — солидно сказал Пончик. — Угу…

— Надо, конечно же, — кивнул Акимов и вздохнул: — Жалко…

— Жалко! — фыркнул Яр. — Ёш-моё! А ты для чего их делал, бомбист?

— Да я понимаю, конечно же… Заряжаем.

Пустые бомбы и порох хранили отдельно. Засыпали

ВВ [41] ВВ — взрывчатое вещество. перед самым боем, вводили запал, укорачивая его ровно настолько, насколько предполагалась дальнобойность.

— Готово! — деловито сказал Виктор и полюбовался делом своих рук: — Шикарно!

— А запал ты не будешь поджигать? — поинтересовался Быков.

— Зачем? Пушка пальнёт, он и загорится. Цепляем!

— Тяжёленькая, блин, — подивился Быков.

— А ты думал! Может, сколотить из досок подобие борта, чтобы испытания получились натурными?

— Не надо никакого подобия, — сказал Олег, выпрямляясь. — Сейчас тебе будет и борт, и натура во всей красе!

— Не понял…

— А ты обернись.

Акимов обернулся — и глаза у него стали здорово походить на две буквы «О». В бухту входил чёрный галеон.

На мачте у него лениво реял испанский стяг.

— Понч! — рявкнул Сухов.

— Да готовы мы! — с обидой ответил Шурка.

— Командор! — крикнул Диего. — Это ж наш «Феникс»!