Лина Люче - Город для троих (СИ)

Слегка похлопав ее по щекам, он быстро добился, чтобы ее глаза открылись. И первое, что она сделала после пробуждения – это вцепилась обеими руками в его плечи и приподнялась:

- Я не собираюсь уходить, потому что хочу сделать этот мир лучше. Я сделаю его пригодным для жизни.

Лоран попытался что-то сказать, но Ашка помотала головой. Ее глаза горели ровным ясным светом – в них больше не было ни капли сомнения или страха.

- Я больше не хочу ничего бояться. Даже смерти. Даже смерти, Лоран, - она слегка повысила голос, когда он вновь попытался открыть рот. – Грей сказал, что мне удалось измениться, и он прав. Я больше не хочу страдать, тем более ради старой жизни. Я больше не хочу никуда возвращаться.

Она улыбнулась Лорану и положила ладони на его щеки, вечно покрытые легкой щетиной, которая никогда не росла и никогда не сбривалась. Погладив ее пальцами, Ашка коснулась его мягких теплых губ:

- Ты реальный. Ну, кто может быть живее?

Лоран мягко улыбнулся - в его глазах отражалось восхищение и нескрываемая радость от ее решения остаться. Но после недолгого молчания он произнес с обычной насмешливостью:

- Ну, это зависит от последствий твоего творчества с солнцем. Если ты устроила общегородской блэк-аут, то Грей может отреагировать очень даже живо. Я бы на твоем месте предпочел пока не показываться ему на глаза.

Грей

Всплеск живой энергии застал его в Основе. Выскочив из нее на южную окраину, он ошеломленно уставился на краешек солнца. И на пару секунд позволил себе просто зажмурить глаза, подставляя лицо чистой теплой энергии Ашки. А потом вернулся в Основу, чтобы подстраховать город. Он сбросил свой поток энергии до минимума, чтобы избежать короткого замыкания и дождался момента, когда новый поток резко выключится, чтобы мгновенно вернуть нормальный уровень. И лишь после полной проверки всего города, которая заняла около часа, повелитель мира поддался эмоциям.

На то, чтобы найти Ашку, потребовалось не больше двух секунд. Грей перенесся к ней и оказался на окраине восточного квартала, где она медитировала, сидя на асфальте.

- Сила есть – ума не надо? Ты понимаешь, что едва не устроила новое землетрясение? – загремел он, едва она почувствовала его и открыла глаза.

- Прости, - тихо сказала она, безропотно признав вину. И Грей перевел дыхание вместо того, чтобы отчитывать ее дальше:

- Хорошо.

Несколько шагов по асфальту – и он опустился рядом с ней, вытянув ноги.

- Как ты смог все исправить? – с любопытством спросила она.

- Я был в Основе и все контролировал, - он посмотрел ей в глаза: Но больше так без меня не делай.

- Хорошо.

Она тоже безотрывно смотрела в его глаза.

- Решила остаться?

- Да.

- А как же твои родственники?

Грей знал, что бьет ниже пояса, но он не мог не делать этого. Он обязан был сделать все, чтобы она передумала – иначе не смог бы спать спокойно до конца жизни.

- У меня их очень много. Я не единственный ребенок в семье. Восьмой из двенадцати, если быть точной, - тихо проговорила она. Наша квартира похожа на общежитие. Мама с папой… они хорошие, но у них едва ли находилось больше десяти минут в день на меня. Им даже горевать будет некогда. Братья и сестры переживут – я не любимица.

- Тебе не идет такой цинизм.

- Это не цинизм, это правда жизни. Быт съедает людей заживо, а я художник – я другая. Не хочу так жить, понимаешь?

Ее полные боли глаза посмотрели на Грея в упор, и он кивнул, убедившись, что она сознательно делает выбор. Он сам ненавидел бытовуху, не понимал, почему люди погружаются в нее с головой, ведь жизнь настолько богаче. Хотя они оба понимали, что по родным она будет скучать. По всем, кого знала.

- А Семь миров? – все же спросил он.

- Думаешь, Ксеар позволит мне что-то там менять? – со смешком спросила она.

Грей снова кивнул, признав поражение: художник, однажды вкусивший сладость такого творчества, отказаться от него не захочет. Он бы и сам уже не хотел возвращаться в чей-то чужой мир – долго думал бы, во всяком случае.

- Хорошо. Ты остаешься. Но если ты еще раз посмеешь хоть что-то изменить в моем мире без моего согласия…

Глаза Ашки широко раскрылись от того, что он повысил голос, и Грей оборвал себя на полуслове. По двум причинам: во-первых, она все и так поняла, а во-вторых, он так и не придумал, чем ей пригрозить.

Он встал, чувствуя на себе ее взгляд. Она задрала голову и счастливо улыбалась ему:

- Я люблю тебя. Ты ведь позволишь мне открыть солнце?

Грей улыбнулся ей в ответ и посмотрел на небо, сощурившись. И медленно улыбнулся:

- Если будешь хорошо себя вести.

.