Анатолий Матвиенко - Демон против люфтваффе (СИ)

Мы отмахали около шестидесяти миль на юг от Лондона, когда опустился мерзкий и типичный в этих местах туман, вдобавок начало темнеть. Для неудобств немецкой разведки дорожные указатели сняты. Фары в кисельном мареве высветили въезд в какой-то город, водитель разложил карту, и мы дружно решили, что перед нами Чичестер. Хотя в тумане все провинциальные британские городки одинаковы.

Сержант свернул налево, прокатившись пару миль на восток. С водительской стороны проступило следующее скопление домов, по прикидкам - оно и есть Тангмер. Там нагнали и остановили велосипедиста, едва не сбив его передком грузовика.

- Добрый вечер, сэр! - обратился водитель. - Не будете ли вы так любезны, подскажите - где аэродром?

Абориген, больше похожий на персонажей Диккенса, нежели на современников, сварливо заметил:

- Откуда я знаю, что вы - британские военные? А может, вы - германские шпионы! Нет здесь никакого аэродрома.

Вредный дед растворился во мгле, а я завладел картой.

- Если мы не сбились с пути, сейчас будет правый поворот за последними домами, потом сразу налево и авиабаза.

- А если нет? - проворчал джентльмен из клуба.

- Тогда ищем ночлег, а утром высматриваем в небе самолёты. Народная примета, не знаете? Где они взлетают и садятся, там может обнаружиться аэродром.

Через три минуты фары нащупали шлагбаум и караулку.

- Но как, чёрт побери?..

- Нет проблем, Джонсон. В воздухе, тем более над морем, труднее ориентироваться.

11. Он и после войны это повторял. См.: Дж. Джонсон. Лучший английский ас. Лётчики его величества: - М., ACT, 2002.

Облегчение было не долгим.

- Пароль! - рявкнул часовой, демонстративно хватаясь за затвор винтовки.

- О"кей, послушайте, - я попробовал увещевать его. - Мы только прибыли, вот наши предписания. Вызовите, пожалуйста, начальника караула.

- Не имею права. Уезжайте! - винтовка начала клониться в нашу сторону.

Возвратились в машину.

- Джонсон, где у него граница поста?

- Полагаю, в тридцати ярдах.

Сержант припарковал грузовик с включёнными фарами в тридцати пяти метрах от шлагбаума, надеясь, что хотя бы это неприятное соседство принудит дуболома вызвать начальство. Ничуть не бывало. Начкар в чине старшего сержанта обратил на нас высочайшее внимание только при смене часовых. Когда я выговорил ему по поводу караульного, тот лишь пожал плечами.

- Что вы хотите от осси, сэр? Среди выходцев из колоний не встречаются более сообразительные солдаты.

Ночь в новой казарме привычна, с зимы в испанских горах нигде и ни разу не задерживался надолго. На следующий день состоялось знакомство с командирами звена и эскадрильи, механиком, оружейником... а главное - со "Спитфайром". Кто не летал, тому не понять.

В эту машину я влюбился как в девушку, ещё на подходе к стоянке. Самому смешно, живу или, в крайнем случае, существую без малого две тысячи лет, а тут - романтические чувства, словно у юнца. И Ванятка ахнул при виде нашей птички.

Я слышал, в тридцать девятом "Спитов" раскрашивали словно клоунов на манеже, в чёрный и белый цвет, чтобы враг офигел от такого цирка. Сейчас дурацкая мода прошла, верхней части крыла и фюзеляжа вернули защитный, а нижней - небесно-голубоватый колер. И даже в скромном обличии без художественных излишеств истребитель удивляет грациозностью с первого взгляда. Без раздутого гаргрота и низкого зоба маслорадиатора, уродовавших "Харрикейн", тупых обрубленных крыльев "Мессершмитта", не говоря уж о кургузом туловище "Ишака", "Спитфайр" покоряет законченностью и плавностью линий, устремлённостью только вперёд и вверх!

На том же аэродроме располагается 43 эскадрилья знаменитого Табби Баджера (Толстяка) и две других, они на привычных "Харрикейнах", наверняка возможно перевестись. Но я решил не делать этого и не пожалел.

- Нравится, сэр? - ухмыльнулся Митч, мой механик. - Вы - везунчик. Мало кому из новеньких попадается сразу свежий, только облётанный аппарат.

Я смущённо убрал руку, которой погладил лопасть винта. Вскарабкался на левую плоскость и впервые заглянул в кокпит. В кабине тесно. Чтобы забраться в неё, приходится откидывать налево вниз маленькую дверку, на ней обнаружился обыкновенный ломик-фомка, инструмент ночного грабителя.

- На "Харри" не было? Это на случай, если фонарь кабины застрянет.

- А должен? - я почувствовал, что лом крепко сидит в кронштейне. Конструкторы решили, что вырывать его будут в панике, когда у подбитого лётчика силы утраиваются.

Митч пожал плечами.

- Нет. Но мало ли. Вдруг у немцев приземлитесь. Будете отмахиваться.

Может, это английский юмор такой, но мне он не нравится, как и автор шутки, побитый оспой крепыш под шесть футов росту. Посмотрим, умеет ли он работать гаечным ключом, а не только языком.

Сев на пилотское сиденье, я словно сунул руку в перчатку. Лишнего места нет, при этом удобно. Ручка управления выполнена в виде баранки, с мягкой кнопкой гашетки. Наверно, овал этой баранки смотрится единственным предметом в кабине, напоминающим интерьер первой "Чайки". Русскому лётчику непривычно двумя руками браться, в советских истребителях левая постоянно что-то дёргает: шаг винта, угол заслонок радиатора, это помимо газа. Здесь рычаг управления шагом двухпозиционный. Переднее положение взлётное, когда винт разгружен, после уборки шасси его нужно потянуть на себя и забыть.

Приборов много, но особых трудностей не ощущаю. Главные - в центре, через каких-то пару минут глаза послушно опускаются к нужному, на долю мгновения отрываясь от наблюдения за окружающим пространством. Главное для истребителя оптическое устройство - коллиматорный прицел - нацелилось мне в лоб, прошу простить игру слов. От имени обоих душ надеюсь, что не буду головой испытывать его прочность при вынужденной посадке.

Очень необычна конфигурация фонаря, он выпуклый не только вверх, но и в стороны, слева прорезана форточка. Впереди поблёскивает бронестекло, над ним установлено зеркало. Даже маленькие прозрачные бобышки на фонаре для сдвигания его назад куда приятнее на вид и на ощупь, нежели здоровые рукояти в "Харри", пусть и более удобные при поспешном оставлении самолёта.

Неважный обзор вниз, потому что центроплан сдвинут вперёд относительно кабины. Последнюю критическую реплику выдавил Ванятка, сражённый "буржуйским роскошеством" самолёта. Я его успокоил. "Во-первых, достижение высокого качества обусловлено жестокой эксплуатацией английского пролетариата. Во-вторых, если тебе требуется хороший нижний обзор, поспрошаю, вдруг польский PZL-11 где завалялся". Шиза подумала и отказалась от PZL.

В КВВС не принято рисовать бортовые номера. На моём "Спите" появились большие белые буквы WDH, между ними втиснулся британский трёхцветный символ, очень напоминающий по дизайну мишень с концентрическими кругами.