Евгений Тарбеев - Дверь в небо

- Я заметил, что земной мир все больше кажется мне далеким сном. Я, как бы лучше выразиться, стал его забывать что ли.

- Конечно. Это естественный процесс. Вначале, когда ты попал сюда, по степени восприятия физический и тонкий миры были для тебя одинаково четкими. Теперь ты больше привыкаешь к тонкому миру, как когда-то, придя младенцем в земной мир, привыкал к нему. Ты научался с детства воссоздавать мир вокруг себя. Ежедневно назначал миру быть таким, как его учили тебя видеть взрослые. А сейчас этот навык ослабевает. Воспоминания о прошлом стираются. Для удобства, чтобы не мешать тебе получать новый опыт и анализировать старый.

Видишь ли, ощущения очень индивидуальны. Физический мир, каким знала его я, будучи человеком, отличен от того, что знакомо в нем тебе. К моему огорчению, я не смогу тебе помочь, потому что перестала быть человеком и утратила глубину отождествления с материей.

- Но ведь я вас встречал, когда вы уже были ...здесь.

- Ты видел меня в образе человека, но я не была человеком. Твое сознание достроило увиденное глазами под знакомую форму. Ты же видел призрак. Как я понимаю, такое существование на Земле вряд ли тебя устроит. Ничего нельзя почувствовать по-настоящему: одни обрывки воспоминаний и догадки о вкусе, запахе, ощущениях. Поверь, это очень быстро надоедает и хочется в тонкий мир. Удивительно, как очень многие на Земле не ценят такой великолепный подарок Бога, каким является их тело.

- Так значит, если я хочу вернуться, мне необходимо максимально воссоздать в ощущениях физический мир и свое тело? - уточнил я.

- Молодец. Понял верно. Стоит сместить фокус твоих чувств, и ты можешь в любое время очутиться в вашем мире. Многие непроизвольно проделывают подобный прием (я вспомнил медитирующего и пьяницу), но очень не многим удается удержать свое сознание в новом фокусе. Требуется немало энергии, чтобы закрепить новое положение, иначе фокус восприятия сбивается, возвращается в прежнее состояние, как сжимается к своим размерам оттянутая резинка.

Я впитывал слова провидицы и чувствовал, что они перекликаются с тем, что я раньше слышал от Стивена. Они восполнили пробел в моих знаниях и помогли дорисовать картину, увидеть ее целиком. У меня возникло отчетливое ощущение, что я знал с самого начала о том как вернуться, однако не отдавал себе в этом отчета. Скрыл сам для себя до поры до времени, что дорога назад есть мои ощущения.

- Мне пора возвращаться. - Напомнила Зинаида Порфирьевна, прочтя на моем лице озарение. - Прощай, Дима.

- Прощайте. Спасибо вам за все.

- Желаю тебе, чтобы исполнились предначертанные тобой желания. - Двусмысленно произнесла напоследок наставница.

Она элегантно приподнялась над поляной, увлекая за собой силой мысли кокон, который как я понял, возможно распечатать только в карантине.

Провидица быстро поднималась в небо, удерживая дочь рядом с собой. Я смотрел, как удаляются в радужное небо две точки, пока они не скрылись в облаках. Затем сел на траву, скрестил по-турецки ноги и продолжил прерванные размышления. С учетом новых вводных.

25

Дом начинался с темных сеней. Дверь, обитая войлоком, привела гостей в маленькую прихожую с большой русской печью и умывальником в углу. На мебель в комнатушке не хватило места. Напротив двери - закрытый портьерой вход в еще одну комнату.

В доме было тепло. Печь превосходно обогревала все помещения. На кухне хлопотала хозяйка. Услышав скрип двери, она вышла к гостям поздороваться. Крупная пожилая женщина с круглым как блин румяным лицом, вытирая руки об передник, приветливо улыбнулась входящим и предложила им пройти в горницу.

В гостиной Ольга сразу заметила иконы в красном, противоположном от входа, углу. Под образами горела лампадка. Посреди горницы стол, стулья. У стены лавка. Над ней - часы с кукушкой. На окнах за вышитыми в ручную занавесками цветы в горшках. Единственный признак, указующий на то, что за стенами дома не девятнадцатый, а начало двадцать первого века, японский телевизор на тумбочке. Связь времен обеспечивала вязаная салфетка, на которой танцевала фарфоровая балерина. Она покрывала верх телевизора как попона.

В горнице гостей встретил хозяин. На вид отец Михаил находился в преклонном возрасте, но его борода и аккуратно зачесанные на бок густые прямые волосы седина почти не тронула. Пышная, как грива у льва, борода наполовину закрывала лицо. Крылья острого носа усеяены красными ниточками капиляров. Веселые морщинки в уголках по-детски живых глаз цвета зимнего неба. Он сидел, положив руки на столешницу, за круглым деревянным столом, покрытом кружевной накрахмаленной скатертью. Рядом лежала библия с крестом на затертом кожаном переплете.

Гости пожелали хозяину здравствовать, и по приглашению заняли стулья вокруг стола. Священник из вошедших сразу выделил Ольгу. Она села по правую сторону от него, рядом с Мариной. Под его долгим проницательным взглядом она почувствовала себя открытой книгой: опустила глаза, сосредоточившись на рассматривании узоров по скатерти.

- Рассказывай, дочка, какая забота тебя привела. - Глубоким, несколько скрипучим голосом, произнес старик. - Вижу тут дело особое.

Оля без слов достала из сумочки фотографию Димы и положила ее перед дедом. Отец Михаил неспешно взял фото в руки, глянул на него с расстояния вытянутой руки, прищурился, приблизил и что-то усмотрев, отодвинул стул, поднялся из-за стола и подошел к окну. Там он долго рассматривал фотографию, поворачивая под лучами утреннего солнца.

- Вот еще одна. - Оля тоже встала и вручила деду вторую фотографию. Батюшка, нахмурившись, взял ее и изучая повертел из стороны в сторону под полосой солнечного света из-за окна. Оля стояла в сторонке и с замиранием сердца ждала, что он скажет.

- Садись, девица. Дело не скорое, а в ногах правды нет. - Вымолвил отец Михаил и вышел из комнаты, забрав с собой фотокарточки.

Стрелки на настенных часах показывали, что он отсутствовал сорок минут. Что он там разглядел? Вернувшись, батюшка сел на свое место и положив на стол фотографии, одну на другую, сказал:

- Время много прошло, и взялись видать за парня сурьезно. Тяжело его вернуть, но Богу - все возможно!

У Ольги как камень с сердца упал. На глаза выступили слезы радости - слова отца Михаила легли целительным бальзамом на ее душу, мятущуюся между отчаянием и надеждой. Лишь невозмутимый вид священника, удержал девушку от того, чтобы расцеловать его в порыве признательности.

Отец Михаил обвел гостей взглядом и вновь обратился к Ольге:

- Крещеная ли ты?

- Да. - откликнулась Ольга и со стыдом добавила, - только давно в церкви не была...

- Н-да. - сокрушенно вздохнул священник.