Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2

Мы обрисовали ему ситуацию и объяснили, что нуждаемся в его помощи, необходимой нам в поисках потайного прохода в настоящий Подземный город. Начинать нужно от самого люка и планомерно обыскивать всё до тех пор, пока проход не будет, наконец, найден.

– Вас понял, славный предводитель домоводства, разрешите приступать? – по-военному чётко отрапортовал Максимка, озорно помигивая глазками расплывшемуся в довольной улыбке Дормидорфу.

– Пожалуйста, изволь, приступай скорее. Только уж будь любезен, чтобы тебя никто не увидел! Сделайся, пожалуйста, невидимым, заодно и нам неприятностей меньше будет.

– Не будет, – обречённо и негромко проговорил Юриник.

– Есть, так точно, всё будет исполнено в лучшем виде!

Говоря это, домовой, медленно развернувшись к Юринику, стал потихоньку приближаться к нему, грозно глядя в глаза. Мы же видели только плывущую по столу с всё увеличивающейся скоростью его всклокоченную голову. Строя грозные гримасы и медленно растворяясь, она направлялась прямиком в грудь обречённого Юриника. Ощущение было такое, будто Максимкина голова вплыла внутрь его тела, словно волосатое пушечное ядро, и растворилась там. Зрелище необычное, но, в принципе, ничего особенного.

Дормидорф устало заговорил:

– Ладно, давайте немножко отдохнём, а потом пойдём подкрепимся и с нашим вороном заодно повидаемся. Он наверняка соскучился. Может, нам повезёт, и мы узнаем у него что-нибудь важное. Нам ведь в ближайшее время всё равно делать нечего. Пока Максимилиан будет искать проход, мы совершенно свободны.

Так и поступили. Разлеглись, удобно растянувшись на кроватях. Оказалось, мы очень сильно устали. Так часто бывает: вдруг понимаешь, как сильно вымотался лишь тогда, когда завалишься отдохнуть и расслабишься. Или понимаешь, как ты проголодался, лишь когда начинаешь есть.

И то верно, встали мы сегодня рано, долго ходили по лесу, надышались освежающего лесного воздуха, да и отдыхали последнее время не совсем полноценно, урывками! Неудивительно, что через несколько минут все крепко уснули. Дрыхли, словно суслики в норах, только храп стоял.

А я лежал и слушал себя. В теле медленно образовывалась приятная слабость, словно лёгкое, воздушное покрывало окутывало всё вокруг уютной пеленой. Желанное умиротворение и покой, медленно разливаясь, заполняли собой все уголки впадающего в забытье разума. Чувства, ощущения и звуки потихоньку затихали где-то в непроглядной дали. Безразличие и вакуум. Вдруг сознание, словно прекрасная трепещущая бабочка, расправило свои огромные невесомые крылья. Подхваченное тёплым ласковым ветерком грёз, оно полетело, кувыркаясь, с всё увеличивающейся и неудержимо нарастающей скоростью навстречу прекрасному, родному, долгожданному. От восторга захватывало дух и кружилась голова.

И вдруг, словно обухом по этой самой восторженной голове! Великолепие резко прекратилось и меня рывком, спасибо хоть не пинком, вернули в суровую действительность. Сразу начало слегка подташнивать, а мгновением позже бросило в жар. Я с сожалением и растущим раздражением открыл глаза и услышал ехидное, до боли знакомое похрюкивающее хихиканье. Домовой, как всегда, был в своём репертуаре, а это был именно он, собственной каверзной персоной. Наглая рожа, мохнатая бестия, шишок на ровном месте! Прямо-таки никакого зла на него не хватает! У меня зачесались руки от острого и неудержимого желания схватить его за розовенькое волосатое горло, затем слегка, но всласть похрустеть этими зловредными, каверзными косточками, хорошенько встряхнуть и ещё придавить пару раз посильнее. Это же надо! Испортить мне такой сон, просто уму непостижимо! Не лезет ни в какие ворота! Но нечеловеческим усилием воли мне удалось заглушить и перебороть в себе это естественное желание. Хотя ничего плохого в нём, на мой взгляд, не было, да и для профилактических целей домовому это бы не помешало.

Мокся заговорщицки пыхтел мне прямо в ухо и, препротивнейше щекоча меня своей распущенной волоснёй, что-то возбуждённо бубнил и бубнил, бубнил и бубнил… Наконец мне удалось собраться с мыслями и до меня начал доходить смысл его слов:

– Я всё нашёл почти сразу! Всё нашёл, какой я молодец, да-а?

– Да-да, да-а отвяжись ты, молодец! И иди уже, наконец! – отвечал я, пытаясь хоть немного отодвинуться в сторону от этого чуда в волосьях. Но не тут-то было, он здесь же вновь подполз поближе! Вот ведь какое навязчивое существо! Словно прилип ко мне, как банный лист… не важно, к чему.

Отчаявшись отлипнуть от него, я недовольно пробурчал сквозь зубы:

– Ну ты, прямо, явный разудалый молодец, каких мало! И что ты в очередной раз нашёл?

– Что просили, то и нашёл. Старался ещё, из кожи вон лез! А они в ответ бурчат мне тут недовольно сквозь зубы! Цедят тут ещё, словно на врага народа. Это кому? Мне! Вместо заслуженной и искренней благодарности. Что же это такое делается? Сами просят, и сами же потом и недовольны. Лицо ещё, с позволения сказать, воротят! Смотри мне, я ведь в другой раз не посмотрю, что ты пользуешься моей незаслуженной благосклонностью!

Тут я, наконец, понял, что он нашёл проход. А его последние слова – это не что иное, как строгий выговор мне за грубость и невнимательность. Получить выговор от домового, каково, а? Где ещё найдёшь такую диковинку?

Но я-то, конечно, был виноват перед ним, дело ясное, и, чтобы хоть как-то загладить вину, сказал примирительно-извиняющимся тоном:

– Молодец, конечно, молодец, я просто не сразу понял спросонья! Извини, пожалуйста. И где же он, этот проход?

– Ладно, так и быть, на первый раз извиняю. Но гляди у меня на будущее, чтоб больше не шипел. Вот я и говорю, что я молодец. А ваш потайной проход находится прямо под лестницей, идущей от входного люка. Там имеется большой просторный лаз и из него бьёт яркий свет, прямо из-под ступенек. Только как его открыть, я так разобраться и не смог, может, там секрет какой хитрый есть, не знаю. Облазил всё вдоль и поперёк, можно сказать, не щадя живота своего, и понял, что лестница устроена, как детские качели. Знаешь, такая длинная широкая доска, а посередине опора, обычно бревно. Там опорой служит не бревно, но принцип тот же: лестница должна наклониться в другую сторону. Её низ должен стать верхом, а верх – низом, и проход открыт.

В этот момент мне показалась странной и непривычной его манера изъясняться. Как будто его словарный запас пополнился новыми, несвойственными ему словами и выражениями. Может быть, даже наверняка, это следствие того, что он, сидя в своей трубке, слушает нас, когда захочет, и мотает услышанное на ус, а это явно идёт ему на пользу. Вот хитрец какой, эдак он со временем станет первым учёным домовым.