Константин Калбазов - Кукловод. Книга 2. Партизан

Из рассказа пилота следовало, что германская авиация не дает продохнуть нашим летчикам. Как только русский самолет появляется над территорией противника, за ним тут же начинается охота. А с учетом того простого обстоятельства, что и с аэропланами, и с пилотами у России дела обстояли далеко не самым лучшим образом, господство в небе было за германцами.

Нда-а, подобная ситуация Шестакову, а вернее, Шейранову что-то напоминала. Нет, разумеется, понятно, русские медленно запрягают, но быстро ездят. Однако стоит ли все время круглое носить, а квадратное катать? От злости по поводу творящегося бардака прапорщик так заскрипел зубами, что едва не покрошил их. А может, ну его к нехорошей маме, это задание? Может, и впрямь должны прийти к власти большевики, чтобы Россию не растащили по углам добрые дяди союзнички? Ведь разложат красавицу и будут пользовать, кому как понравится.

Впрочем, злость очень быстро сошла на нет. Хуже, чем должно случиться, уже не будет. А то, что все эти либерасты положат страну под Запад на сотню лет раньше, так и бог с ними. У России такой удел, она не может держаться в золотой середине, ей непременно нужны взлеты и падения. Стоят ли великодержавные настроения десятка миллионов жизней? Да ничуть не бывало. Да, придется несладко, и противоречий будет предостаточно, и обнищание народа скорее всего будет иметь место, но если удастся избежать гражданской войны, то настолько плохо уж точно не будет.

И потом, в России всегда находились те, кто, не боясь ответственности, взваливал на свои плечи тяжелую ношу и поднимал страну. Причем совсем не обязательно на государственном уровне. На местах тоже не помешают деятельные, честные и одаренные личности. И на взгляд Шестакова, именно таковой личностью был Брусилов, который не просто со знанием дела командовал Восьмой армией, но еще и старался окружить себя деятельными подчиненными, под стать самому себе.

Это к тому, что донесение разведчиков прошло все инстанции за несколько часов, и командование армией успело среагировать задолго до наступления темноты. Вот уж на что разведчики не рассчитывали. Офицеры даже по этому поводу совет держали, стоит ли сегодня ожидать гостей. Но в итоге решили, что коль скоро сами же назначили место и время, то, пожалуй, стоит. И не ошиблись.

— Ну что там, Сильвестр Петрович? — едва сдерживая ревнивые нотки, поинтересовался Шестаков у контрразведчика, провожая взглядом взлетевший аэроплан.

Поручик как раз закончил знакомиться с полученным от пилота посланием, запечатанным сургучом. Чирков бросил взгляд на прапорщика и, ухмыльнувшись, протянул ему исписанный листок бумаги, мол, прошу ознакомиться самостоятельно.

Ну да, немного обидно. А кому не было бы обидно. Ведь инициатива с самого начала исходила от Шестакова, а тут его сразу задвигают в сторону. Нет, понятно, что эта операция целиком проходит под эгидой контрразведчиков. Но ведь командует здесь он, прапорщик Шестаков, а задание получает, по сути, его подчиненный. Так что это и не обида, а скорее злость на вопиющее пренебрежение субординацией.

Впрочем, бог с ними. Ему выслуживаться и делать карьеру не нужно. Для него главное — сколотить свою команду, и, коль скоро для этого нужно играть по чьим-то там правилам, он готов. Вот так подумал об этом, и как-то сразу легче стало. Даже чуть-чуть весело при виде потуг господ штабных и контрразведчиков. Как там говорится — а Васька слушает да ест. Вот-вот. Пусть играют в свои игры, у него есть своя цель, и в настоящий момент он идет верным курсом.

— А в двух словах. — Прапорщик даже не протянул к бумаге руку. Коль скоро адресовано не ему, так и хрен с ними.

— В двух словах нам приказано постараться выявить батареи противника и нанести на карту их точные координаты. В возможностях нашей воздушной разведки командование сильно сомневается.

— Ну что же, с учетом того, что германцы гоняют наших летунов в хвост и в гриву, вполне разумно. До парков им никак не дотянуться. Опять же только с воздуха. Однако и от расположения батарей толку будет не столь уж много. Без четкой корректировки батарею не накрыть. А у нас связь курам, простите, голубям на смех. Словом, пустое это занятие. И неоправданный риск.

— То есть предлагаете игнорировать приказы командования?

— Сильвестр Петрович, вы хоть немного понимаете в артиллерийском деле?

— Кое-что смыслю.

— Ну тогда ответьте мне, какой прок от обстрела вражеской батареи десятком снарядов, пусть и шестидюймовых? Нет, если все снаряды положить точно в цель, то толк, конечно же, появится. Но без четкой корректировки это будет стрельба в ту степь. Я предлагал корректировать огонь артиллерии посредством авиации. Однако эта корректировка предусматривала пристрелку, а потом уже накрытие массированным огнем. А в нашем штабе решили принять половинчатое решение. То есть они хотят воспользоваться моим предложением с разделением карты на квадраты, а потом наводить по улитке. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, я в курсе вашего предложения по корректировке артиллерийского огня.

— Тогда должны понимать и то, что квадрат пятьдесят на пятьдесят сажен — это достаточно большая площадь для размещения одной батареи — и уж тем более для того, чтобы эту батарею накрыть огнем. Уж лучше пусть они эти снаряды бросят на наступающие цепи.

— Хм. Конкретные предложения есть?

— Предложения? Предложений нет. Есть конкретный план, согласно которому мы и будем действовать. А умники из штаба пусть идут лесом и не мешают нам. Во всяком случае, я гарантирую, что толку от этого будет намного больше.

— И с чего начнем?

— На данный момент все, что могли, мы уже сделали. Поднимать ненужную шумиху — последнее дело. Поэтому выдвигаемся, — Шестаков раскрыл карту и показал на точку, — вот здесь устраиваем базовый лагерь и схрон. У нас уже набирается порядка десяти пудов взрывчатки да и остальное снаряжение. Пупок развяжется все это таскать на себе. А здесь нормально получится. Удастся перерезать железную дорогу, и в радиусе тридцати верст мы германцам всю обедню испортим. Только я сомневаюсь, что Макензен начнет переброску войск. Уж больно у него все основательно готовится, и это, несмотря на явную спешку.

— И что тогда? Ну, если он не станет заниматься переброской войск и сосредоточит свои усилия в районе Горлицы?

— А тогда, господин поручик, вы и господа из нашего штаба наконец узнаете, на что способно разведывательно-диверсионное подразделение.

— Ну, я уже видел нечто подобное.

— Вы о той батарее?

— Именно?

— Впечатляет, правда?

— Не скрою. Впечатление неизгладимое.

— Во-от. А теперь представьте, что это только цветочки.