Ангелина Мэй - Султан её сердца

В покоях повисла тишина.

Калфа стояла на коленях, не шелохнувшись, Мехмед-паша — в дверях, также не смея поднять глаза на повелителя и нарушить его мысли.

— Незехат-калфа! — строгий голос падишаха нагонял страху на всех.

— Да, господин!

— Ты тоже считаешь, что всё произошло по воле случая?

Служанка тяжело вздохнула. Это означало одно — несчастный случай это был или убийство — но то, что погибла Ямур-джарийе, любимая наложница падишаха, в этом есть и её вина — пусть и косвенная. Ведь обязанность калфы — смотреть за порядком в гареме падишаха, вместе с главным евнухом Али-эфенди, который и поплатился за двоих.

— Выходит, мне одному только кажется, что во дворце что-то происходит? — почти кричал падишах.

У Незехат-калфы затряслись колени, дрожь от грозного голоса султана пробежала и по телу Великого визиря.

— Все ведут себя так, будто ничего не произошло, будто её и не было вовсе! — в криках правителя империи слышались боль и гнев.

— Мехмед-паша!

— Да, повелитель!

— Ты тоже так считаешь?

— Вы знаете, я всегда на вашей стороне. И если вы изволите думать, что то была не случайность, а убийство, что ж, мой долг — помочь вам это выяснить, господин.

— Незехат-калфа!

— Да, повелитель.

— Расскажи ещё раз по порядку обо всём, что произошло в тот день.

— Но, господин, я уже всё рассказала. Мне больше нечего добавить, — начала было калфа, но увидев злость и ярость в глазах султана, замолчала.

— Я всё выясню. Я не оставлю этого. И тому, кто посмел поднять руку на мою наложницу, да причём в нескольких метрах от дворца, придётся ответить за свой поступок! — продолжал падишах свирепствовать. — Я слушаю, — вернулся он в кресло.

— В тот день, господин, вы сами приказали собрать вещи Ямур-джарийе и отправить её в Старый дворец в Манису. Я выполняла ваш указ. Служанки быстро собрали её в дорогу. Ничего не предвещало беды.

— Ямур говорила что-то странное в тот день? — перебил её султан.

— Нет, господин. Она вела себя как обычно. С утра успела поссориться с Сафие-султан.

— Сафие виделась с ней?

— Да. Госпожа заходила в гарем и разговаривала с Ямур-джарийе.

— Ты не слышала, о чём они говорили?

— Простите, господин, — опустила та глаза.

— Ты знаешь обо всё, что творится во дворце, а тема их разговора осталась для тебя тайной?

— Сафие-султан выглядела очень взволнованно. Она кричала на девушек, велела всем выйти и оставить их с Ямур-джарийе наедине. Я не посмела ослушаться её.

— Хорошо. Что потом?

— Потом госпожа ушла.

— Что делала Ямур после её ухода?

— Ничего особенного, я уже сказала. Такие беседы на повышенных тонах у них бывали часто.

— Да, я знаю, — опустил уже глаза падишах, чувствовавший и себя виновным в том, что произошло, но гнавший прочь дурные мысли о том, что Сафие-султан, мать его шехзаде, могла быть причастна к смерти любимой наложницы. — И что потом?

— После того, как Сафие-султан покинула гарем, туда пришла Валиде.

— Валиде-султан тоже встречалась с Ямур?

— Да, господин.

Султан нервничал.

— Ах, да, — вспомнила калфа. — Перед самым отъездом Ямур успела поссориться с Элиф-гёзде. Та ударила её по щеке, и они долго выясняли отношения. Для поездки подготовили вашу повозку, как вы и велели, — Незехат-калфа остановилась.

— Почему замолчала? — не вытерпел султан, хотя эту историю он слышал не один раз. — Что было дальше?

— Сопровождала Ямур-джарийе в дороге Биргюль. По её словам, они не успели проехать и километра, Ямур-джарийе сделалось дурно. Она попросила извозчика остановить повозку и вышла, — рассказывать всё это калфе было нелегко, она сделала паузу, вдохнула и продолжила. — Ямур-джарийе сказала, ей необходимо подышать свежим воздухом и направилась в чащу леса. Биргюль последовала за ней, но та остановила служанку, объяснив, что хочет побыть одна.

Султан ловил каждое слово калфы, и сердце его болело в ту минуту.

— Возможно ли, что у Ямур-джарийе на утесе была назначена встреча?

— Мне об этом ничего не известно, повелитель. Иначе, я поведала бы вам.

— Хорошо. Что было потом?

— Больше Биргюль ничего не сказала. Ни она, ни извозчик не видели никого и не слышали ни единого звука, доносящегося из чащи. Всё было тихо. Время шло, а Ямур так и не возвращалась к повозке. Тогда-то Биргюль и почувствовала неладное. Она побежала в чащу и нашла Ямур под утёсом, — на глазах Незехат-калфы выступили слёзы.

Султан тоже еле сдерживался — ему было больно слышать о смерти возлюбленной, которая погибла две недели назад, а он до сих пор не может смириться с её смертью. Он стал повелителем могучей державы, поставив весь мир на колени, но при виде Ямур-джарийе чувствовал себя слабым и беспомощным. Проводя рукой по её белым локонам волос, заглядывая в огромные изумрудные глаза, покрывая поцелуями её нежную девичью кожу, вкушая сладкий аромат её губ, он впервые за свои двадцать восемь лет чувствовал себя счастливым. Да. Он влюбился с первого взгляда, навсегда и бесповоротно.

И эти две недели он не жил, а существовал, забыв про сон, не чувствуя голода, забросив государственные дела.

— Что с тобой? — часто спрашивал он у себя, стоя перед зеркалом, оставшись в одиночестве в своих покоях. — Ты ли это, двенадцатый султан Османской империи, сын Селима второго и Нурбану-султан? Неужели это ты — Мурад третий — правитель могучей державы?

Но так и не мог дождаться ответа.

Выслушав в который раз историю о загадочной гибели своей возлюбленной, султан глубоко вздохнул. Он, придерживая полы своего халата, поднялся с места и, выпрямившись и сцепив руки за спиной, медленной, но уверенной походкой направился к летней веранде. Незехат-калфа так и осталась стоять на коленях посреди покоев. Мехмед-паша тоже боялся сделать шаг.

— Незехат-калфа, — уже с веранды послышался голос падишаха. — Ты можешь идти.

Служанка в тот же миг поднялась с колен и, кланяясь, не отрывая глаза от пола, попятилась к входной двери.

— Мехмед-паша! — вновь раздался голос султана.

— Да, господин! — уже через минуту, прикрыв за калфой дверь, Великий визирь и главный помощник повелителя Османской империи стоял возле своего господина.

— Вели оседлать коня. Я хочу прогуляться, — не оборачиваясь, отдал приказ падишах.

— Хорошо, господин. Я велю оседлать лошадей, — ответил Мехмед-паша и направился в покои.

— Ты не понял, — обернулся к нему султан. — Оседлать только Рюзгара. Я еду один.

— Но, господин, — склонил голову визирь. — Не думаю, что это хорошая идея. После того, что случилось с Ямур-джарийе, ночные прогулки в одиночестве могут быть опасны для вас.

— Ты не слышал меня? — султан повысил тон и вновь обратил свой взор на Босфор.